Стратон. Да, царь, не заставляй его дольше терзаться — пусть он узнает, что его ждет.
Филот. Благодарю, Стратон!.. Да, пусть я сразу услышу, какой мерзкой тварью хочешь ты сделать злополучного сына моего отца. Каким позорным миром, каким множеством земель должен мой родитель купить мне свободу? Каким ничтожным и презренным должен он стать, чтобы не осиротеть? О, мой отец!
Аридей. Царевич, даже эта речь мужа, столь нежданная в устах такого юнца, как ты, напоминает мне твоего отца. Как отрадно мне слушать тебя! И как жажду я, чтобы и мой сын в эту минуту отвечал твоему отцу с не меньшим достоинством!
Филот. Что ты хочешь сказать?
Аридей. Боги — я убежден в этом — пекутся о нашей добродетели так же, как пекутся о нашей жизни. Помочь нам как можно дольше сохранить и ту и другую — их извечное сокровенное стремление. Кто из смертных знает, сколь порочен он по природе своей и сколь дурно он поступал бы, если бы небожители дозволили нам в полной мере поддаваться любому соблазну опозорить себя мелочностью. Да, царевич, будь это так, я, может быть, тоже оказался бы тем, кем ты меня считаешь; может быть, и я мыслил бы настолько неблагородно, что решил бы не пренебречь неслыханной военной удачей, отдавшей тебя в мои руки; может быть, и я воспользовался бы тобой для того, чтобы вымогать выгоды, добиваться которых силой оружия больше не отваживаюсь; может быть… Но не страшись: высшая, неземная власть предвидела все эти «может быть». Твой отец не в силах заплатить мне за своего сына дороже, чем я ему — за моего.
Филот. Я изумлен! Ты даешь мне понять…
Аридей. Что мой сын в плену у твоего отца, как ты у меня.
Филот. Твой сын попал в плен к моему отцу? Твой Политимет? Как? Когда? Где?
Аридей. Так повелела судьба! С обеих чашек весов она сняла по равному грузу, и весы по-прежнему в равновесии.
Стратон. Ты, конечно, хочешь знать подробности. Так вот, тот самый отряд, навстречу которому ты так поспешно ринулся, вел Политимет; и когда твои воины обнаружили, что ты исчез, ярость и отчаянье придали им нечеловеческую силу. Они ринулись вперед и все устремились на того, кто, как сочли они, восполнит им их потерю. Остальное тебе известно. А теперь прими совет старого воина: атака — не скачки; победа достается не тому, кто нападает первым, а тому, кто делает это с наименьшим риском. Запомни это, не в меру пылкий царевич, иначе будущий герой погибнет еще в зародыше.
Аридей. Стратон, твое дружеское предостережение приводит царевича в уныние. Смотри, как он помрачнел!
Филот. Нет, это не так. Но оставьте меня. Погрузись в благоговейные раздумья о мудрости провидения, я…
Аридей. Царевич, лучшее выражение благоговения — признательная радость. Ободрись! Мы, отцы, не хотим дольше удерживать своих сыновей вдали от себя. Мой гонец уже готов: он поедет, чтобы ускорить размен пленными. Но ты ведь знаешь: добрая весть, если она исходит от врага, всегда наводит на мысль о ловушке. Ваши могут заподозрить, что ты умер от раны. Поэтому необходимо, чтобы ты сам послал с моим гонцом вестника, стоящего выше подозрений. Иди со мной. Найди среди пленных такого, кому можешь довериться.
Филот. Значит, ты хочешь, чтобы я стал сам себе еще стократ отвратительней? Ведь я же буду видеть себя в каждом из пленных. Избавь меня от этого срама.
Аридей. Но…
Филот. Среди пленных должен быть Парменнон. Пошли его сюда, я скажу ему все, что нужно.
Аридей. Хорошо, пусть будет так. Идем, Стратон! До скорой встречи, царевич!
Явление четвертое
Филот.
Филот. Боги! Ударь молния хоть на пядь ближе, я был бы сражен наповал. Но боги неисповедимы. Пламя отступило, дым рассеялся, и я лишь оглушен. Неужели все это случилось только для того, чтобы я увидел, сколь жалок я сам и в сколь жалкое положение ввергнут из-за меня мой родитель? Теперь я вновь могу предстать перед тобой, отец! Правда, все еще с потупленным взором, но потупиться заставит меня только стыд, а не жгучее сознание того, что я стал причиной твоей гибели. Теперь я должен бояться лишь одного — твоего насмешливого упрека, а не проклятья, удержанного на устах верховной силой родительской любви.