С е л и х о в. Желательно при жизни. Да… И чего-то вы вдруг на меня навалились?
К о р ч е м н ы й. Вдруг? Нет, это не вдруг. Я давно хожу с набухшим сердцем. Это — прорвалось.
С е л и х о в. Смотрите! Вино выпили, кулебячку съели, а теперь им, видите ли, пикничок не нравится… Ничего не понимаю.
К о р ч е м н ы й. Ты все понимаешь, Николай! Не притворяйся простачком. Когда я говорю о стоячем болоте, я имею в виду наши дела.
С е л и х о в. Дела идут не шибко, но верно.
Д и н а. Ты хотел сказать — ни шатко ни валко?
С е л и х о в (с интересом смотрит на Дину). Ты?..
Д и н а. Да… Я уже успела ознакомиться с делами станции. Считаю, что они правы.
К о р ч е м н ы й. Это не укладывается в моем сознании! Испытывается новая, уникальная аппаратура, а ты, руководитель станции, живешь в каком-то замедленном ритме, цепляешься за любую возможность — только бы не свернуть с проторенной дорожки. Где поиск, инициатива? Живой родник науки мы засоряем своим равнодушием.
С е л и х о в. Полегче, полегче, друг!
К о р ч е м н ы й. Именно наша дружба и дает мне право на такой разговор. Шесть месяцев, как я здесь, на станции, и все эти месяцы мы попусту тратим силы, время, государственные деньги. Мы уже трижды — трижды! — пытались наладить управление подземной аппаратурой с поверхности шахты — и трижды терпели поражение. Аппаратура все еще не подчиняется дистанционному управлению с поверхности. Вчера мы снова убедились в этом — и нет больше иллюзий, нет.
С е л и х о в. Но и нет ничего другого, реального.
К о р ч е м н ы й. Есть.
С е л и х о в. Что?
К о р ч е м н ы й. Ты знаешь, Николай… Вернуться к твоему же старому варианту. Во время испытаний управлять аппаратурой непосредственно в шахте. Да! Это — единственный выход.
С е л и х о в. Поставить людей лицом к лицу с опасностью взрыва, обрушения… Ты представляешь, какой это риск?
К о р ч е м н ы й. А что в науке решалось без риска?
С е л и х о в. Спроси-ка Остапа, как его в Донбассе внезапным выбросом накрыло.
Л е н ь. Ну… было такое дело.
М а р и я. Что, не успели выскочить из забоя?
Л е н ь. Сам остался. Вот у них во всех книгах написано, что уголь в груди забоя перед выбросом потрескивает и шевелится. Я и решил проверить, так это или не так.
С е л и х о в (насмешливо). Шевелится?
Л е н ь. Шевелится.
Д и н а. Успели увидеть?
Л е н ь. Одно мгновение.
С е л и х о в. А потом как грохнет… Тут его и засыпало. Хорошо еще, что шланг от сжатого воздуха под рукой оказался. Дышал, пока откопали. Забой в такой момент немногим безопаснее минной штольни. Так что вот… Есть институт, есть конструктор, профессор Белышев.
К о р ч е м н ы й. Да, Белышев! Изобретатель, смелый человек, он поймет наше желание ускорить работу.
Л е н ь. А в самом деле, Микола, почему бы не написать Белышеву? Пускай снова приедет сюда и на месте решит.
С е л и х о в. Пока я сам не приму точного решения, я не стану вызывать Белышева.
К о р ч е м н ы й. Будем ждать и топтаться на месте. А природа не шутит. Стихия! И надо дерзать, рисковать.
С е л и х о в. Кроме риска, есть еще научно обоснованный расчет.
Д и н а. Коля! Кроме расчета, есть и еще кое-что… Мужество.
С е л и х о в. Мужество для нас не в том, чтобы очертя голову броситься в пекло, а в том, чтобы терпеливо, шаг за шагом, идти к победе наверняка. Вспыхнуть однажды может и пучок соломы. Это еще не мужество.
Д и н а. Так вспыхни же! Риск? Да, риск. Но сколько примеров… Одна женщина-врач, как ее?.. забыла фамилию… заразила себя чумой, чтобы испытать действие вакцины. Она думала о людях, она рисковала!
К о р ч е м н ы й. Так, и только так надо смотреть на свое призвание.
С е л и х о в. Призвание! Риск! Дерзание! Слова… трескотня. Думайте! Думайте! (Уходит.)
М а р и я. Николай Аркадьевич! (Всем.) До свидания. (Уходит.)
Л е н ь. Пойду-ка и я к своей Дарье. (Берет ведро, в котором охлаждалось вино, и уходит.)
Посмотрев друг на друга, Дина и Корчемный невесело рассмеялись. Дина убирает со скатерти посуду и складывает в плетеную корзину.