Официант. Господа, чего безобразничаете?..
Федор (медленно). Этот прохвост не встал при исполнении царского гимна. Получи, дурак!..
Федор швыряет на стол деньги и, предложив руку Кате, выходит из ресторана. Забирает чемодан в гардеробе и проходит с Катей мимо появившихся в дверях и уступивших ему дорогу швейцара и жандарма.
КАРТИНА ПЯТАЯ
У Скреблова в кабинете. Ночь. Горит лампа. Скреблов ходит из угла в угол. Игнатий в кресле. Недвижен. На столе браунинг.
Скреблов. А какой мне, собственно, смысл предавать вас военному суду? А? Какой смысл, голуба? (Искоса взглядывает на Игнатия). Ну хорошо: сами решились к нам с повинной. Стало быть, не мимолетный порыв души уставшей... Кстати, людей, к которым вы на Варшавском подходили, вы их знали раньше?
Игнатий молчит.
Ну хорошо, хорошо. Итак, военный суд. Мыслите — повинную голову меч не сечет? Увы! Сечет! (Берет из шкафа толстый том). «Свод законоположений Российской империи». Это само по себе, а эмоции и порывы сами по себе. Согласно эмоциям вас, голуба, только за ушко потрепать, а согласно законоположениям меньше чем на веревку и уповать не можно. (Загибает пальцы). В покушении на уфимского вице-губернатора участвовали?
Игнатий поднимает глаза.
Не изумляйтесь, я про вас — до тютельки... Даже то, что матушка ваша в тапёршах. И вас, как вы ко мне доброй волей пожаловали, моментально признал-с. Хотя ранее никогда вас не лицезрел. Альбомчик у меня есть семейный-с! (Хихикает). И ваша карточка там красуется. Да и как же мне не знать вас! Ведь я на вас всех, родные мои, волосы потерял. (Показывает Игнатию лысину). Итак, на вице-губернатора. Затем небольшой эксик — помните, нижегородский банк? Ну-с, а потом это ваше фиаско... с его высокопревосходительством. Вот и получается... (Трясет сводом законов). Совокупность. Веревочка.
Игнатий молчит.
А мне какая выгода от того, что вздернут вас? Хотите на откровенность? (Идет к дверям, прикрывает их плотно, хотя они и так плотно прикрыты). Вы изверились в ваш террор, а я — в наш. (Шепотом). Клянусь честью! Вы еще одного глупого вице-губернатора прекратите, а все равно трон будет незыблем... Незыблем-с! И мы вас по совокупности веревочкой задушим, а все равно они останутся. Понимаете? Они без вас уже и при вашей жизни обходятся. Рабочие, социал-демократы, большевики — вся эта плебейская рвань... Вам вешалка, а им плевать! Что им требуется? Ваши идеалы? Им восьмичасовой рабочий день надобен. А вам? На какого пса вам ихний восьмичасовой рабочий день? Ведь вы классическую гимназию кончили. Вы за идеалы голову на плаху, а им новые расценки подавай. Не две, а три копейки за болванку. А вам-то не один черт — две или три? Вы ночей не спите, ночуете бог знает где, а им-то на переживания ваши начхать... с птичьего дуазо. Они ведь вас и при жизни схоронили: дескать, тени минувшего. Устарели, дескать, нафталином несет. Я вот одного мерзавца, из большевиков, допрашивал, не так, голуба моя, как вас, — с пристрастием-с... Так он мне так и резал: мы, дескать, сомкнуто шагаем, нам, дескать, герои-одиночки токмо что мешают. Мешаете, слышите? Тактика, например, господина Ленина мне знакома: он не на вас ставит — на плебеев, на толпу, на хамово племя. Кстати, говорят, вы, эсеры, на боевое соглашение с большевиками идете? Верно ли это? И словно бы от Ленина новый агент прибывает. Мне почему-то кажется, вы его знаете.
Игнатий снова с удивлением смотрит на Скреблова.
Вы его не встречали?
Игнатий молчит.
Красиво, красиво. Благородство. Они вас не пожалеют, коли им надо будет. Так вот, голуба, стоит ли, в самом деле, игра свеч? Люди живут как люди: у них квартиры, у них женушки, даже и деньжата в банке случаются. А вы?.. Чего ради вы-то себя изводите? Ради заставских Манек и Ванек, которые, дай им одержать верх, вас плебейским сапогом прочь? Вам-то при ихнем марксизме-социализме лучше будет?
Игнатий молчит.
Я и говорю: какой резон предавать вас военному суду? (Перегибается через стол, к Игнатию). Останетесь живы, голуба, мать свою расцелуете. А то — на Оку, карасей ловить! Не увлекаетесь? Тогда можно в Крым, на Золотой пляж... Вся жизнь у вас впереди, идеалист вы мой! Ведь красив, красив, Антиной... Любая француженка... А что? И в Париж! Как говорится, мавр сделает свое дело, мавр может удалиться. Кстати, тот, что паспорт вам должен был на Варшавский принести, — тю-тю... У нас он, родненький... А зачем вам паспорт? Уедете и без паспорта. Куда желаете. Вот только самую малость поможете мне...
Игнатий (встает, хрипло). Вы хотите...
Скреблов (ласково). Да.
Игнатий. И вы смели подумать, что я... что я могу... провокатором?
Скреблов (строго). В моем кабинете не смейте даже произносить это гадкое слово. Я не имею и не имел дела с провокаторами.
Мой метод — опираться на честных людей, понимающих наше общее дело, прочувствовавших свои ошибки и старающихся их искупить. Мне не нужна провокация, мне нужна информация. (Берет Игнатия за кисть). Я должен, я обязан слышать, как бьется пульс общества. Нормально... Учащенно... Слабо... Информация — вот что мне надобно! (Пауза). Эсеры, кажется, совместно с большевиками организуют транспорты оружия в Россию? Не могли бы вы узнать подробнее сроки, названия кораблей, порты? Кстати, не доведется ли вам узнать... События в России так разворачиваются, что, верно, и сами вожди эмиграции к нам, а? В частности, Ленин... (Пауза, неожиданно). Не соберется ли прибыть в Россию? И когда? (Пауза). Мы не желаем знать от вас имен ваших знакомых, которые вам скажут об этом, господь с ними, не раскрывайте их, только ни к чему не обязывающие, ничего не значащие сведения о настроениях, вот и всё... Полно вам молчать, голуба...
Игнатий. Оставьте меня. Пусть меня отведут назад в тюрьму.
Скреблов. Воля ваша-с. (Нажимает кнопку звонка).
Появляется Зеленый с перевязанной головой.
Кликни дежурного, пусть проводит господина.
Зеленый. В предварительный или опять в Кресты?
Скребло в. На улицу.
Игнатий вскакивает и с изумлением смотрит на Скреблова. Зеленый кланяется и неслышно исчезает.
Вы свободны, голуба. Ночевать где будете? Только не у этой грязной девки: слишком вы были с ней откровенны, да-да, гадина могла вас сильно подвести. Идите к вашей матушке и спите блаженным сном. Отныне вы под моей эгидой, я не позволю вас никому обижать. Впрочем, следовало бы вам славненько поужинать в ресторане, где умеют кормить. У Кюба или Донона... Проголодались, чай, у нас за эти два дня? А, наверно, финансы поют романсы? Хотите взаймы?
Игнатий с негодованием отталкивает протянутый ему Скребловым бумажник.
Заработаете — отдадите. Как желаете. Из чисто дружеских побуждений.
Появляется Зеленый и дежурный жандарм.
Синегуб, проводи господина!
Жандарм козыряет. Игнатий, не прощаясь, идет к выходу, за ним жандарм. Скреблов провожает его до дверей.
Одну секунду! (Возвращается, берет со стола браунинг). Забыли.
Отдает браунинг Игнатию. Игнатий растерянно берет браунинг, уходит. Скреблов падает в кресло.
Зеленый (кашлянул). Как, Гордей Игнатъич? (Головой показывает на дверь, в которую ушел Игнатий). Готов-с?
Скреблов закрывает глаза. Зеленый на цыпочках выходит из кабинета.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Цех Путиловского завода. Стеклянная конторка, в которую ведут две двери: одна — во двор, другая — в цех. Круглов складывает инструменты. Появляется Иван-молотобоец и Филимонов.
Иван. Матвей Фомич, свояк к тебе...
Филимонов отдает честь. Круглов с недоумением глядит на солдата.
Филимонов. Вон она, шинелька, кислая капуста, под нею все кошки серы! Свояка не опознали.