Жинке-то радость! Хороша она у тебя, Гордей. Не захочешь, да оглянешься. Как она? Здесь?
Позднышев (помолчав). Здесь. (Поглядел на Гущу). А этот что?
Шалашов. Гуща-то? Правая рука. Матросы выдвинули сюда, в штаб. Парень с мозгами.
Позднышев. Вижу. (Вынул бумагу, протянул Шалашову).
Гуща (глянул на часы). Разрешите идти?
Шалашов. Погоди. Помочь надо товарищу Позднышеву. Проведем собрания команд, организуем субботники кораблей. С линкора — духовой оркестр. А, Гуща?
Гуща (быстро взглянул на Позднышева). Духовой оркестр — это хорошо. Для бодрости, сказать.
Позднышев. Ты куда сына ночью увел? (Выхватил револьвер, наставил на Гущу).
Шалашов. Ты что? Ты зачем?
Позднышев. А он зачем по ночам — авралы? Что это за авралы?
Гуща молчит.
Шалашов. Что уж ты так, с пушкой играешь? Не шутки, опусти. (Отводит револьвер). Вроде бы война кончилась, Гордей, а ты всё...
Позднышев. Не больно-то, видать, кончилась. И правую свою руку спроси: какой барон в Кронштадт вернулся? Каким ходом? Кто ему мандат на въезд в крепость дал? И не тот ли старый приятель, что меня перед строем по морде учил, в пятнадцатом? Текло, а я не смел утереться.
Шалашов. Какой же барон? А, Гуща?
Гуща молчит.
Позднышев. По евангелию живете: левая рука не знает, что делает правая! Так знай, Шалашов! Нечисто дело! Неладно в Кронштадте, бей тревогу!
Шалашов. Сгущаешь краски, Позднышев. Убери кольт, говорю. Моральное состояние в крепости неплохое. Держим руку на пульсе. Есть, понятно, явления. Нездоровые. Но...
Вспыхнула в небе и сверкнула в иллюминаторах сигнальная ракета. Другая, третья. Гудки. Колокол громкого боя. Заревела сирена. Боевая тревога. Топот многих ног над каютой. В каюту вбегают несколько матросов, вооруженных винтовками с примкнутыми штыками, с наганами.
Гуща (спокойно). Вот — приборочка наша! (Вытащил наган, матросам). Девятый вал!
Позднышев схватился за «кольт». Матросы бросаются на него, на Шалашова. Борьба. Их обезоруживают. Ревут сирены — уже не одна корабельная. Гудит весь Кронштадт.
Прочь с дороги, ночные пугала, пленники своей программы! От имени революционного комитета Красного Балтийского флота, коротко — ревком, объявляю вас арестованными! Комиссародержавие свергнуто восставшими красными моряками! Будем биться с контрреволюцией справа и слева! Да здравствует рассвет третьей революции! (Вынул из кармана партбилет, рвет его на мелкие кусочки). И вам рекомендую.
Вбежал Расколупа.
Расколупа. Ребята, измена!
Гуща. Цыц, дурак! (Красному Набату). Беспартийный? Красный Набат молчит.
Приказываю именем революционного комитета — заготовь текст обращения к Европе, Азии, Америке, Австралии. Радио будет дадено всему миру! Свергли насильников, ждем помощи! (Расколупе). Ревком торжественно объявляет тебе амнистию! Бери винтовку, смой позор, служи новой власти!
Расколупа. Кому, кому?
Гуща (Позднышеву и Шалашову). С народом или против?
Даются сутки. (Матросам). В каземат. (Берет у одного из матросов винтовку, передает Расколупе). Охраняй штаб. (Красному Набату). Пиши радио. (Матросам). А этих — в каземат. (Уходит).
Слышно, как его встречают на палубе ревом, возгласами, криками. На протяжении всей последующей сцены доносится шум с палубы и голос Гущи — там идет митинг. Слышны отдельные слова его речи, заглушаемые одобрительными криками: «Братва... Кронштадт... покончил... с игом., свергли... но сохранили жизнь... Власть Советов... Без фанатиков... без золотопогонников... Уже отрекаются Петры... скоро побегут вешаться.. Иуды... Помощь принимаем, но как невинную, бескорыстную... Что на нас нападают... не верьте... Взрыв... сотрясает... Россию!»
Позднышев (Красному Набату). На форты сообщите, на корабли... В партшколу... В...
Один из матросов пытается заткнуть ему рот. Вбегает Иван Позднышев.
Иван. Батя...
Позднышев молча смотрит на него, плюет в лицо. На Позднышева набрасываются, уводят вместе с Шалашовым. Иван, утерев бушлатом лицо, медленно бредет из каюты.
Расколупа. Ребяты, что ж это делается?
Красный Набат. Велено было — служить новой власти. Ну и служи. (Бросается к телефону).
Расколупа. И ты, интеллигент, перекинулся?
Красный Набат. Воленс-ноленс. (Крутит ручку телефона). Дайте форт Тотлебен. Форт Тотлебен?.. Комиссара... Арестован? (Вешает трубку, крутит ручку). Дайте форт Риф. Форт Риф?.. Комиссара... В Кронштадте — заговор, мятеж... Говорит Красный Набат, корреспондент РОСТа. (Вешает трубку, крутит ручку). Форт «О», форт «О»? Комиссара...
Расколупа. Амнистия! А кто ты такой — мне амнистию давать! Сам из-за бабы под трибунал подвел! Девятый вал! Звони, портфель, звони! По всем фортам бей тревогу!
Красный Набат (в телефон). В Кронштадте заговор, мятеж, арестуют коммунистов. (Вешает трубку, снова крутит ручку). Дай «Севастополь»... Комиссара... А кто говорит?.. Какой председатель ревкома?.. Какой Петриченко?..
Расколупа. Даяж его знаю. Его у нас на корабле все Петлюрой зовут. С Полтавы. (Хватает трубку). Слухай, Петлюра! Ты что ж затеял? Ленин бьется, бьется, порядка в России установить не может, а ты берешься! Приказывай отбой, зараза три раза, пока время есть, а то... Кто говорит? Доброжелатель. (Повесил трубку). Зачтете?
Красный Набат (крутит ручку телефона). Форт Краснофлотск?.. Заговор, арестуют коммунистов... Ну, вы хоть знаете. (Вешает трубку, крутит снова ручку). «Андрей Первозванный»...
В каюту вбегает Гуща, за ним несколько матросов.
Не шуметь. Абсолютная тишина. (Крутит ручку). Комиссара... Заговор на «Севастополе», арестовали коммунистов.
Его хватают, отталкивают от телефона.
Эх, краса и гордость. Сбили мне пенсне. Ответите. Перед Российским телеграфным агентством.
Гуща (замахнулся на Расколупу). Куда глядел, сова! (Красному Набату). Налево бы, да ревком крови не хочет. Ты, корреспондент! На весь мир мог бы прославиться.
Красный Набат. Попробую в другой раз.
Гуща. Я-то думал, ты беспартийный.
Красный Набат. А что, беспартийные — не люди?
Гуща. Ревком не верит беспартийности таких беспартийных. (Матросам). В каземат.
Красный Набат. Надо так надо, сказал воробей, когда его схватила кошка. Если можно, портфель. Вон там он. Уверяю вас, кроме стихов, чистых блокнотов, одного носового платка, там ничего нет.
Гуща. Что ж ты — кожаный не выслужил? (Берет двумя пальцами портфель). В дезинфекцию бы его. (Швыряет портфель Красному Набату). Увести.
Красного Набата уводят. Расколупа ставит винтовку, идет за ним.
Куда? Амнистия тебе.
Расколупа. Нет уж, гражданин... член ревкома... дозволь мне свои двадцать пять... отсидеть. Естественным путем.
Гуща. Не веришь, тварь, в нашу революцию?
Расколупа. Верить, понятно, верю, но... гражданин член Революционного комитета...
Гуща. Уйди с глаз, а то...
Расколупа. Ая чего прошу? (Убегает).
Гуща подошел к иллюминатору, приоткрыл. Ревут сирены над Кронштадтом. Взлетают в небо осветительные ракеты с фортов и кораблей.
Входит Иван.
Гуща. Третья революция, Ванька, Христос воскресе!
Тряхнул Ивана, тот молча отодвинулся.
Ну скажи — воистину!
Иван молчит.
А... Страдаешь. (Схватил со стола канделябр. Царственно протянул). На память о третьей революции.
Иван не берет.
Страдаешь. Понимаю. Сочувствую. А помочь... (Разводит руками. Помолчав, неожиданно). Могу. (Пошел к столу). Только ты нам из него человека сделай! (Пишет записку). Отыщи, домой отведи... Поскольку Христос воскрес... и сюда его, к нам... (Достает печать, подул па нее, приставил к записке. Торжественно). Властью ревкома — освобождаю.