Васильев. Его светлость!
К ним приближается Потемкин в сопровождении Мордвинова, Войновича, свиты. Ушаков подходит ближе, вытягивается, отдает рапорт.
Ушаков. Господин генерал-фельдмаршал...
Потемкин. Не надо, не надо... (Разглядывает Ушакова). А я прикидывал, что это за ирой херсонский, победитель чумы и прочая и прочая. (Мордвинову). Чего на него в Адмиралтейств-коллегии взъелись?
Мордвинов. Оному известно стало, что о некоторых инструкциях капитан первого ранга Ушаков поминает с насмешкой.
Потемкин. Ты что ж это, основы трясешь?
Войнович. Всё от чудачества, ваша светлость.
Потемкин (вынул из кармана пакетик с клюквой, протянул Ушакову). Хороша клюква! Хочешь?
Ушаков. Не люблю, ваша светлость.
Потемкин. Заносишься, заносишься, друг душевный. На кого? (Сделал страшные глаза). На самое Адмиралтейств-коллегию длань поднял! Ужо донесу им — они как зачнут из тебя пух трясти! Не поглядят, что ты чуму на обе лопатки уложил! Турция да Египет всю Европу очумить хотели, а пришел Ушаков — и всё напрасно! А пух все-таки вытрясут из тебя, никто не спасет!
Ушаков. Вы шутите, ваша светлость, а у меня кровь вскипает в жилах!
Потемкин (снисходительно). Чего ж она у тебя вскипает?
Ушаков (страстно). Косность мысли в Адмиралтейств-коллегии угнетающая! Забыты заветы петровские, устав его морской забыт! «Не держаться правил, яко слепой стены!» Умнейше сказано, ваша светлость! Изучая морские баталии века нынешнего, пришел я к выводу, что вечная боязнь нарушить строй приводит к результатам губительным. Авангард супротив авангарда, центр супротив центра, арьергард супротив арьергарда — экая ленивая баталия, прости господи.
Потемкин (с интересом оглядывая Ушакова). Какая баталия?
Ушаков. Ленивая, ваша светлость.
Потемкин. Ох, вытрясут из тебя пух!
Ушаков. А командиры кораблей, разве куклы они, коих За ниточку дергает флагман? Нет, пусть каждый своей головой задачу для общей пользы баталии решает. Не единым приемом, для всех боевых условий пригодным достается победа! Прием родится сам, коли поймешь обстановку, коли извлечешь всю выгоду оной! Не бояться маневра дерзкого, выбивать флагмана из строя — вот суть главнейшая! А во флотах европейских за нарушение линейного строя адмиралов казнят! Руководствуются инструкциями Британского адмиралтейства, также книгой француза Павла Госта «Искусство военных флотов, иль Сочинение о морских эволюциях». Читали, ваша светлость?
Потемкин (откашливается). Гм... В свое время. Продолжай. (Мордвинову и офицерам). А вы что? Отойдите! Не смекнули разве — тут конфиденсия!
Войнович (офицерам). Отойдите! Не смекнули разве — конфиденсия.
Офицеры отходят в сторону.
Пот ем кин. Продолжай, только кратко, утомишь эволюциями своими.
Ушаков. Книга Госта для флотов европейских — морская библия. Полагаю, однако, сия библия изрядно обветшала и довольно устарела...
Потемкин. Полагаю, однако, довольно много на себя берете, сударь.
Ушаков. Должно на себя брать много, ваша светлость, коли хочешь быть первым.
Потемкин. Всенепременно хочешь быть первым?
Ушаков. Великая империя и флот имеет великий. И воевать такому флоту — по-своему!
Потемкин (со все большим интересом оглядывая Ушакова).
Зряшнее городишь. Англичане — островитяне: мореходы отменнейшие, грех хулить.
Ушаков. Не отнимаю. Но держатся правил, яко слепой стены!
Потемкин. Зачем кричишь, ну зачем кричишь? В ушах гудит. Но продолжай, продолжай!
Ушаков. Пока будешь ждать благоприятствования, победа улизнет от тебя, яко тать во тьме ночной! В книге оного Госта про риск в баталии — молчок.
Потемкин. Много, много на себя берешь, сударь... Посему и думаю... не послать ли тебя в Адмиралтейств-коллегию? Будешь там кровь портить старым песочницам, а? Слыхал, болярин ты худородный, доходы твои убогие, людишек у тебя нет нисколько, одна флейта голландская. Играешь?
Ушаков. Выпадает минута, ваша светлость...
Потемкин. Ну что еще — поместье дам в Новороссии. Ах и места! Обомлел небось от радости?
Ушаков молчит.
Сколько тебе жалованья-то положено? Будешь у меня получать втрое. Доволен небось?
Ушаков (дрожащим от обиды голосом). Премного благодарен, но не за жалованье служу верой-правдой государыне и отечеству. Не за поместье в Новороссии.
Потемкин. Не желаешь в Новороссии? Ишь привереда... Что ж, дам в другом месте. Только гляди не капризничай. Прогадаешь. В Новороссии поместья золотые!
Ушаков. Не надобно мне, ваша светлость...
Потемкин. Чего ж тебе надобно? Титул? Нет, титул, брат ты мой, рано, не вышел еще.
Ушаков (негромко). Есть у меня титул, ваша светлость. К другому не стремлюсь. Русского флота офицер. Вот мой титул.
Потемкин (быстро). Брось, брось, брось. Лицемер ты, вот ты кто. Ишь какой нашелся! Каждому лицу тщеславие свойственно. Нечего! Каждое лицо к деньгам пристрастно. Сам грешен. Скажи, без обиняков скажи: чего желаешь? А! Ленту?
Ушаков (проникновенно). Славу. Славу флоту русскому, а стало, и себе, ибо не мыслю и жизни своей и славы своей без флота. Флаг российский мечтаю выше всех флагов держать на морях и океанах.
Потемкин (досадливо). Ну и держи, держи, господь с тобой. Экой ты, друг душевный, честолюбивец! Гордыня тебя обуяла, вот что. И поместьями не расшвыривайся напрасно.
Ушаков. Ваша светлость...
Потемкин (сердито). Напрасно, напрасно. От гордыни. Все в дом, все к старости сгодится, на черный-то денек. Заносишься! Запомни: сатана гордился — с неба свалился! Выше Потемкина все одно не будешь.
Ушаков. Ваша светлость, и в мыслях того...
Потемкин. Хватит лясы точить. Туда, что ли, идти? Время, Эй, господа, долго ль мне вас дожидаться?
Офицеры подходят ближе.
Ушаков. Прошу, ваша светлость. С вашего позволения отдам последние команды. Прошу, господа офицеры! (Низко кланяется, пропуская сердитого Потемкина и его свиту к трапу).
Появился Виктор. Потемкин и офицеры поднимаются по трапу на помост, пристроенный к эллингу, скрываются.
Виктор. Господин Ушаков!
Ушаков. А, победитель! (Хочет пройти).
Виктор (решительно загораживает ему путь, выпаливает). Господин Ушаков, отец должен был говорить с вами. Я — сын лекаря вашего, я прошу, я умоляю, возьмите меня на корабль, вы видели, как я стреляю, я могу отлично управлять парусом, взбираться на реи; отец сказал, изволили дать согласие. Я прошу сие сделать немедля, в противном случае будет поздно. Матушка моя... (Неожиданно бежит мимо Ушакова к трапу).
Ушаков. Куда, куда?
Крики за сценой: «Назад! Назад, оголец окаянный!» Выбегает дородная, пышнотелая Матрена Никитична. Подобрав широкие многоярусные юбки, раздуваемые ветерком, она несется по набережной, неотвратимо приближаясь к оторопевшему Ушакову. Выбежал с другой стороны Ермолаев.
(Растерянно). Шторм двенадцать баллов!
Ермолаев. Конец света! Бегите!
Матрена Никитична. Отца заграбастали, за сына взялись? Завлекли? Того не будет! Не отдам! Пустите, господин офицер!
Ушаков (заслонил ей дорогу). Не могу, сударыня.
Матрена Никитична. Пустите!
Ушаков. Вашего сына звать Виктор. По-древнему сие означает — победитель!
Матрена Никитична. Я ему березовых всыплю, будет ему Виктор! Дайте дорваться! Добром пустите, а то и вас зашибу!
Ушаков. Эй, матрос.
Появляется Пирожков.
Держать тут вахту.
Пирожков. Есть держать вахту!
Ушаков (тихо). А вы, сударыня, опоздали. Коли сын ваш поднялся на палубу военного корабля, сымет его с сией палубы одна лишь смерть! «Святой Павел» уходит в Севастополь. Оттуда сын ваш, сударыня, поплывет на «Святом Павле» во моря в океаны...