Хлебников. Что она — раньше помочь тебе не могла? Барышня-комсомолка.,. (Садится на диван в чем одет, усталым и небрежным движением швыряет на диван портфель, — вываливаются бумаги). Приучила обоих — дома все делается по щучьему велению...
Александра Ивановна. Алеша, Алеша, не надо себя и нас мучить. И ты волнуешься, как никогда, и ей, глядя на тебя, страшно...
Пришла Марьяна с сумочкой. Александра Ивановна пошла в переднюю, вернулась с ботами в руках.
Вообще-то, может быть, ложная тревога? (Садится, надевает боты).
Хлебников становится на колени, помогает ей застегнуть пуговицы.
Было уже так, помнишь? (Улыбнулась). Воротились мы с тобой из родилки ни с чем. И врачам не трезвоньте, ладно? Мураша, зубную щетку положила?
Марьяна. Ой! (Убегает).
Александра Ивановна. Алеша...
Хлебников. Да.
Александра Ивановна. Ты ничего от меня не скрываешь?
Хлебников (смешался). Скрываю? Ну что ты...
Вернулась Марьяна.
Александра Ивановна. А почему ты второй день на работу не ходишь?
Хлебников (с нарочитым удивлением). Разве забыл сказать? Отпуск взял.
Александра Ивановна. Отпуск? Сейчас? Зачем? Хлебников. Ну — зачем? Тебе трудно самой будет. Словом... (Встал). Время ехать. Шофер, верно, ругается.
Александра Ивановна (застегнула сумочку). Вот и всё.
Мураша, платок. Я просто ничего не понимаю. Зачем ты взял отпуск? Тогда завтра же иди за путевкой, завтра же возьми лечебную карту, сделай просвечивание...
Хлебников. Поехали?
Марьяна. А я?
Александра Ивановна. Нет, нет, занимайся. С богом, Алешенька. (Идет к дверям). Господи! Про дядю Федю позабыли! (Марьяне). Звони на Казанский, узнай, когда ташкентский прибывает...
Хлебников. Вот уж ни к селу ни к городу дядя Федя твой...
Александра Ивановна (строго). Оставь, Алексей, это уж известно — ты не выносишь моих родственников. (Марьяне). Прими его потеплей, накорми... Он тебя, годовалую, нянчил. (Пошла. Вернулась). Не трогай ничего. Не убирай. Примета.
Марьяна. Ну, мама...
Хлебников. Мать хочет. Не трогай.
Все трое уходят в переднюю. Голос Марьяны: «Дай обниму напоследок». Голос Александры Ивановны: «Глупая ты моя девчонка». Слышен поцелуй. Пауза. Уехали.
Марьяна (возвращается; вздохнув, берет с этажерки тетрадь, раскрывает, произносит печальным голосом). Процессус мускулярис — мышечный отросток. (Бросается к телефону, набирает). Справочная Казанского? Когда приходит поезд из Ташкента? Прибыл уже? (Повесила трубку, развела руками. Снова уселась на диван). Ос лакрималис — слезная косточка. (Заметила на диване брошенный отцом портфель и выпавшие из него бумаги. Стала укладывать бумаги в портфель). Лигаментум вокалис — голосовая связка. (Одна из бумаг привлекает ее внимание. Она берет ее, машинально повторяет). Вокалис... Что это? Ой, что это? (Читает).
Звонит телефон. Марьяна держит в руках бумагу, на глазах у нее слезы. Звонит телефон. В дверях появляется Черногубов. Он в черной морской шинели, в фуражке с золотыми дубовыми листьями. Смотрит на Марьяну, потом на телефон. Телефон наконец смолкает.
Черногубов. Двери настежь. Глаза мокрые. К телефону никто не подходит. Чепе.
Марьяна. Кто вы? (Вскочила). Ах да, дядя Федя?
Черногубов. Какой я Федя? Я Ион. Редкое имя, правда? Ион Лукич Черногубов. Здравствуй. Дочка Хлебникова? Так и понято. А сырость по какому случаю в квартире разводишь? Двойка?
Марьяна (изумленно). Почему вы говорите «ты»?
Черногубов. Ладно, разберемся, пока дай слезы вытереть. (Распахивает шинель, достает большой платок).
Марьяна резко отодвигается.
А! Как у вас в школе выражаются — воспаление гордости и порок нахальства!
Марьяна (холодно). Заблуждаетесь. Я кончила школу два года назад и учусь в медицинском институте. И тон ваш, простите, фамильярный. Звание ваше высокое, но это вряд ли дает вам право...
Черногубов. Ах, дочка, не такое уж оно для меня и высокое, в оном восемь с хвостиком состою, самый раз в адмиралы, да вот начальству виднее. (Сел). А «ты», голубчик, не как начальство позволяю, а просто как довольно, увы, немолодой человек. Тебе сколько?
Марьяна. Девятнадцать.
Черногубов. А по правде думал, школьница, еще и глаза мокрые. Вот что значит своих нету. (Вдруг встал, застегнул шинель на все пуговицы, козырнул). А величать вас как, извините?
Марьяна. Марианна.
Черногубов. Будьте последовательны, прибавляйте отчество.
Марьяна улыбнулась.
Так какое же у вас чепе — чрезвычайное происшествие, товарищ Хлебникова Марьяна? Докладывайте другу Хлебникова Алексея...
Пауза.
Марьяна. Вы правда близко знаете отца?
Черногубов. Во всяком случае, настолько, что решился ему рекомендацию дать, когда он в Российскую Коммунистическую вступал.
Марьяна (живо). Вы? Вы давали ему рекомендацию?
Черногубов. Давал. И не жалею.
Марьяна (волнуясь). И не жалейте, нет, не жалейте. (Торопливо убирает лежащую на диване бумагу в портфель, застегивает пряжку). Мой отец — честный коммунист, настоящий. Вы не ошиблись. Садитесь, пожалуйства, я убеждена, что отец будет вам необыкновенно рад. Он маму поехал провожать. У нас в семье большие волнения, я вам все объясню... (Берет у растерявшегося Черногубова шинель и фуражку, уносит в переднюю, возвращается). Вы и маму знаете?
Черногубов. Сашу-то? Да ведь Алешка-то ее вместе с тобой, несмышленышем, куда привез? Ко мне в военное общежитие, больше некуда было. Как положено, в сырую ночь, и родители прокляли. Родитель-то Саши был поповского звания. Алешка же — ярый комсомолец и потом... (Засмеялся). Твой отец жив?
Марьяна. Жив. Служит в Москве, в тресте. (Помолчав). Но сейчас мой отец — Алексей Кузьмич Хлебников.
Черногубов. Ну и правильно. Вырастил — он и отец. А волнения какие в семье?
Марьяна. В родильный дом поехали...
Черногубов. Замечательно! Стало быть, оно и есть чепе? Нет! Не чепе сие, и ничего чрезвычайного тут нету. Чепе, голубчик, когда никто к тебе на колени не скачет, никто китель не замажет, никто гвоздя в паркет не вобьет, в хате твоей тишина, как в музее, и... один ты к старости — как в поле столбик. А тут все закономерно, согласно планам высшего командования. Зепе, так сказать. Закон природы.
Марьяна. У вас семьи нету?
Черногубов. Была.
Звонок.
Марьяна. Отец!
Убегает в переднюю, возвращается вместе с Павликом и Степаном.
Павлик (па ходу). Марьянка, чего-нибудь пожевать, у нас — окно, только в темпе, смертельно опаздываем. (Небрежно кивает Черпогубову). Где справка?
Марьяна. Какая?
Павлик. Папа обещал оставить, с работы.
Марьяна. Ничего не сказал.
Павлик. Я же его при тебе предупреждал, кажется, русским языком! Степка, что за люди!
Марьяна. Спросил бы, между прочим, где мать?
Павлик. Ну где?
Марьяна. Эх, ты...
Павлик. Что? (Взглядывает на Марьяну). Не может быть!
Марьяна молчит.
Давно?
Марьяна молчит.
А папа не звонил? Ну скажи!
Марьяна молчит.
Воспитываешь? Макаренко!
Марьяна. А ты — отвратительный, несносный нарцисс.
Павлик. Покажи, покажи перед кавалером ученость.
Черногубов. Насколько помнится, слово «нарцисс» имеет два значения. Первое — садовое луковичное растение с белыми пахучими цветами; второе — самовлюбленный эгоист.