Где... майор?
Нарышкин. А не был тут? Ну, исчез...
Екатерина Михайловна. Что с ним?
Нарышкин (козырнул). Извините. (Пошел к дверям). Екатерина Михайловна (догнала его). Вы должны мне сказать. Что с ним?
Нарышкин (мрачно). Соли ему на рану с килограмм сыпанули, вот что. Обидели. По всем статьям. (Покашлял). В части военной, конечно.
Екатерина Михайловна. Где он?
Нарышкин. Вот и «где». Швейцар видел: на полуторку вскочил — и айда. А нам в ночь на Урал вылетать, Добро получили.
Стук в дверь. Оба живо обернулись. На пороге — Лю б а. Нарышкин разочарованно хмыкнул.
Люба. Можно?
Нарышкин (небрежно, подражая манере Трояна). Попробуйте.
Люба (иронически). Способный. (Кланяется Екатерине Михайловне). Забыла там затемнение опустить. (Идет в другую комнату). Родную мать забудешь.
В номер быстро входит Тюленев.
Тюленев (Нарышкину). Ну?
Нарышкин. Так и не появлялся.
Тюленев. В Адмиралтейство подскочу. Жди здесь. Нарышкин. Есть.
Тюленев, преувеличенно вежливо, но холодно козырнув Екатерине Михайловне, уходит. Люба встает на подоконник, поправляет штору.
Давайте я. (Вскакивает на подоконник). А что там горит?
Люба. Продукты горят. Вторую неделю, пожалуй. Раздать бы населению, — так нет...
Нарышкин. С вами забыли посоветоваться.
Люба. Советская власть — от какого слова? От слова «советоваться»... (Прыгает с окна).
Из полуоткрытой двери доносятся звуки патефона.
Надо же.
Нарышкин. Кто это?
Люба. Всё те же.
Нарышкин (оживленно). Из братской республики? Вернулись?
Люба. Носит их ветер.
Нарышкин нерешительно двинулся к дверям.
Идите, идите, там кавалеры в цене.
Нарышкин. Да я так. Поприветствовать. (Ушел).
Люба (чуть отдернув штору). Опять... идут.
Екатерина Михайловна. Кто?
Люба. Вон, глядите... (Тушит лампу).
Екатерина Михайловна подходит к окну.
Видать, с кораблей прямичко на передний. (Пауза). Молча идут, без песни. (Пауза). И ночь всю шли.
Некоторое время обе женщины молчат.
Екатерина Михайловна. А мой — в пехоту уходит... Люба. Сын?
Екатерина Михайловна кивает.
Без музыки идут. И у нас оркестр, слышите, не играет. Ушли. Туда же. (Зажигает свет). Отчего он нынче не летает? Вам цветные носочки не нужны? (Показала на цветной носочек, надетый поверх чулка). Ужасно миленькие, и расцветка, правда, оригинальная? Сегодня брала. В Гостином. Какая-то дама шла, обернулась, как на ненормальную. «Как это, покупаете?» — «А что?» — «Летние?» — «Ну и что?» А я смеюсь: «А вдруг да не ровен час доживем, а носочков-то летних и не будет!» Оглядела меня, и что бы вы думали? Сама купила четыре пары. Как-то очень... принципиально получилось. (Засмеялась). Носочки оригинальные, правда? Надоела вам, простите.
Звонит телефон.
(Берет трубку). Его нет.
Входит Батенин.
Дежурная по этажу... Откуда? (Батенину). Вадиму Николаевичу из Москвы телефонограмма.
Батенин. Давайте, приму. (Взял трубку у Любы). Бумагу.
(В трубку). Диктуйте. (Пишет). Так. Так. Специальному. Так. Военному. Так. Так. (Пишет). Дальше... (Взволнованно). Что?.. (Пишет). Так... Да, принято. (Повесил трубку. Задумался. Ищет глазами коробку табаку, нашел, соскреб с донышка табачную пыль). В Москве накурится. Религия века... (Усмехнулся).
Люба (стараясь скрыть волнение). Вызывают? Расстроится. Батенин (искоса взглянул на нее). Может быть.
Люба (нервничая). Не может быть, а я вам говорю.
Батенин (холодно). Что с вами, милая?
Люба. Простите. (Екатерине Михайловне). Простите.
Идет к дверям. Сталкивается с Линдой.
Линда. Я вас ищу. Пожалуйста, можно водопроводчика? В ванне не идет вода.
Люба (зло). Ушел водопроводчик.
Линда. А когда вернется?
Люба. Когда война кончится. Коли цел будет. (Ушла). Линда. Она всегда была очень корректной. (Помолчав). Эта... ночная тишина... Ей страшно...
Батенин. А вам?
Линда. Мне — холодно...
В дверях появился Нарышкин, за ним — Аугуст и Ян.
(Делает им знак, как бы приглашая войти. Улыбнулась). Мне не страшно на свете ничего, кроме... кроме потери комфорта. С детских лет я привыкла, чтобы в ванне из крана шла горячая вода. (Трогает батарею). И когда горячие батареи. И музыка и общество... У нас, в Таллине, я бывала в ресторане «Золотой лев». Один русский пел там перед войной, перед самой войной... ваш старинный романс. (Подошла к пианино, взяла аккорд). «За две настоящих катеринки...»
Екатерина Михайловна. Если можно... не надо.
Линда (остановилась, внимательно поглядела на Екатерину Михайловну, потом на Батенина, улыбнулась ему). Чтобы не слышать тишины. (Запела). «...купил мне мой миленочек ботинки, а на те ботиночки навинтил резиночки, навинтил он желтые резинки...» (Ударила по клавишам). «Ботиночки, зачем мне вас купили, жизнь мою вы девичью сгубили...»
Екатерина Михайловна (тихо). Слушайте, это невозможно, уходите.
Нарышкин. Екатерина Михайловна...
Екатерина Михайловна. Уходите, слышите!..
Линда перестает играть.
Зачем вы тут? Что вы делаете в нашем городе? Как вам не стыдно петь и плясать сейчас? Вы молодая девушка, где ваша совесть?
Линда (вспыхнула). А ваша где?
Нарышкин. Линдочка, Екатерина Михайловна, зачем же...
Линда. Вы делеко не та женщина, которая обладает правом делать мне упреки. И не только мне... Кому бы то ни было. (Хлопнула крышкой пианино, ушла).
Вежливо раскланявшись, ушли Аугуст и Ян.
Нарышкин (покашлял). Так я вниз сойду, постерегу майора. (Ретируется).
Пауза.
Батенин. Пошлая мещаночка... Не обращайте внимания. Наслушалась белоэмигрантских теноров в ревельских кабаках. Гораздо печальнее для всех нас — с Аничкова моста сняли коней Клодта. Сняли и тайком, ночью, закопали. Вчера ночью. И архивы будто жгут. Гораздо печальнее... В самом деле, отчего они сегодня не бомбят?
Открыто.
Входит Рублев.
Рублев (молча кивает Батенину, Екатерине Михайловне Я за тобой на грузовике примчался, Катюша. Слышишь, тарахтит. Сядешь в кабину.
Батенин. Я в том номере — передайте Трояну... (Уходит). Екатерина Михайловна. Езжай, Рублев, милый, езжай. Рублев. Из-за него хочешь остаться?
Екатерина Михайловна. Илюша тут. Может, сегодня в ночь... Туда. Я нужна тут, Рублев, нужна.
Рублев (тихо). И мне, и мне ты очень нужна, Катя. Екатерина Михайловна. Не поедешь — сочтут дезертиром.
Рублев (горько). Поеду — тоже сочтут дезертиром. Екатерина Михайловна. Ты не можешь не ехать. А я... Всё против того, чтобы я уезжала, пойми, пойми до конца, Рублев. За эту ночь все передумалось, все изменилось, перевернулось.. Мне легче, мне свободнее, мне нужнее быть одной. (Помолчав). Ты обязан ехать, а я обязана остаться. И, может быть, жить вот так... одной... без Илюши... без тебя... без него... как солдатская мать... Жить только тем, чем живут все. Только так и можно и нужно сейчас жить. Ты понимаешь меня, милый?
Рублев (потухшим голосом). Мне надо ехать.