Я поцеловала его в щеку.
— Я тебя люблю, папа.
— И я тебя, дорогая, — он бросил взгляд в сторону, куда ушла Милли. «Клипер Катс» начали нашу песню. — Кажется, наша очередь.
— Пойдем.
Мы вышли из тени на теплое солнце позднего дня. Держа папину руку я чувствовала себя удивительно уверенно. Может, дело было в кроссовках. Может, в погоде. А может, в знакомых лицах — не только семьях МакАллистер и Френч, но и всей большой семье Сойеров. Все сестры Фрэнни с мужьями, их дети, Джон и Дафни, которые были мне как бабушка с дедушкой. «Грациозные бабули» тоже были здесь, и даже Мими, с новой стрижкой — короткой и рваной, словно я сама ее сделала.
А может, дело было в Хаттоне, который смотрел на меня, словно не верил, что такой момент мог принадлежать нам. Когда мы подошли, я увидела в его глазах немного волнения, да, но еще любовь, гордость и благодарность.
Папа пожал ему руку и поцеловал меня в щеку, затем сел рядом с Фрэнни, которая послала мне воздушный поцелуй и промокнула глаза платком.
Я взглянула на своих сестер, все они широко улыбались, а у Винни и Милли глаза были полны слез. Я приложила руку к сердцу и повернулась к Хаттону — моему другу и моему навсегда.
Любви всей моей жизни.
Непослушный локон снова выбился из его укладки и упал ему на лоб. Смущенный, он попытался убрать его, но я взяла его за руку и улыбнулась.
— Оставь, — прошептала я. — Я люблю несовершенства.
Но, стоя там, в этом месте, полном теплых воспоминаний, рядом с моим лучшим другом на свете, перед самыми дорогими нам людьми, ожидая нашего счастливо вместе, я должна была признать: даже с несовершенствами некоторые моменты жизни все равно бывают идеальными.
И оба этих факта могут быть правдой.
КОНЕЦ