— Это был твой выбор уйти, — парировала я. — Ты предала отца. Ты предала Милли, Винни и меня.
Она снова рассмеялась.
— Ты ничего не знаешь. Ты вообще ничего не понимаешь.
— Я знаю достаточно, — ответила я, прерывая звонок, блокируя её номер и бросая телефон на пассажирское сиденье.
Я не заплачу. Я не сломаюсь. Я не дам ей такой власти над собой.
Но плакала я не только из-за её звонка. Я рыдала, закрыв лицо руками, из-за всего сразу – из-за лжи семье, из-за страха потерять Хаттона, из-за безнадёжных чувств, из-за зависти к тем, кто нашёл любовь, из-за сомнений, что моё сердце останется целым...
Что же я наделала?
Хаттон всё ещё работал за кухонным столом, когда я вошла.
— Привет, — сказал он, устало улыбаясь.
Первым инстинктом было подбежать к нему, уткнуться лицом в его грудь и дать ему утешить меня, пока я буду рыдать. Но я удержалась – я не могла зависеть от него в такие моменты. Его ведь не всегда будет рядом, чтобы собирать меня по кусочкам, когда я разваливаюсь.
— Я сейчас вернусь.
Я бросила ключи и сумку на пол и поспешила в спальню. Зайдя в ванную, я закрыла за собой дверь и опёрлась на раковину, уставившись на своё отражение в зеркале. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Открыла верхний ящик, начала рыться, ищя ножницы. Потом второй. Третий.
Нашла.
Я вытащила их из ящика и уже собиралась начать стричь, когда взгляд упал на кольцо на пальце. Я замерла.
И тут за дверью раздался стук.
— Фелисити?
Смутившись, я быстро сунула ножницы обратно в ящик и захлопнула его.
Дверь открылась.
— Фелисити.
Я резко обернулась, спрятав руки за спиной и опершись о раковину.
— Что?
— Что ты делаешь?
— Ничего. — Я прикусила губу.
Он посмотрел на раковину за моей спиной.
— Ты собиралась подстричь волосы?
Я покачала головой. Остановилась. Кивнула.
И разрыдалась.
Молча он подошёл и обнял меня, прижал к себе, поглаживал по спине, позволяя мне выплакаться у него на груди. Через несколько минут он дотянулся до коробки с салфетками.
— Хочешь рассказать, что случилось?
— Нет.
Я взяла салфетку и высморкалась.
— Почему нет?
— Потому что ты занят и тебе нужно сосредоточиться на работе, а не на моих глупостях. Весь смысл этой договорённости был в том, чтобы дать тебе время и пространство для работы, а я не хочу быть обузой.
— Ты не обуза. Напомнить, как мы обещали быть рядом друг с другом, когда один из нас в этом нуждается? Я знаю, ты не использовала наш код, но я чувствую сигнал бедствия. А эти ножницы – это крик о помощи. Теперь говори.
Я схватила ещё одну салфетку.
— Мне звонила мать.
— Понятно.
Вытирая лицо, я рассказала ему о сообщениях, которые она оставила, о том, как она нажимала на все мои болевые точки, о том, как я злилась на себя за то, что позволила ей задеть меня.
— После всего этого времени, — сказала я сердито, вырывая ещё одну салфетку из коробки, — почему она всё ещё имеет такую власть?
— Потому что она твоя мать, и то, что она сделала, оставило шрам, — ответил он.
— Но она мне не нужна. Она мне даже не нравится. — Я пыталась сдерживать всхлипывания. — Почему должно быть важно, что она говорит?
— Возможно, дело не в том, нравится ли она тебе или нужна ли она тебе. Возможно, просто факт того, что глубоко внутри ты знаешь, что она должна была любить и защищать тебя, а вместо этого причинила боль, – этого достаточно, чтобы сбить тебя с толку.
— Наверное. — Я сделала несколько дрожащих вдохов. — Пожалуй.
— Может быть, тебе стоит поговорить с моей сестрой, — предложил он. — Или она может посоветовать кого-то ещё. Я хоть и эксперт по ментальному бардаку, но не терапевт.
Это даже заставило меня улыбнуться.
— Смотри-ка, как ты пропагандируешь терапию.
Он пожал плечами.
— Только потому, что она не решила мои проблемы, не значит, что не сможет помочь тебе с твоими. Моя фигня – это моя вина. Твоя – это то, что с тобой сделали. Я уверен, хороший терапевт сможет помочь.
— Может быть. Но как вообще можно справиться с тем фактом, что собственная мать не хотела тебя? Или недостаточно любила? Это как дурацкий голос в моей голове, который я не могу выключить.
Он снова притянул меня к себе.
— Жаль, что у меня нет хорошего ответа. Я тоже не могу выключить голоса в своей голове.
Всё в его объятиях успокаивало меня – твёрдое тело под одеждой, чистый мужской запах, тепло его кожи.
— Спасибо, что пришёл за мной сюда. Похоже, я действительно нуждалась в тебе.