— Меня захлестнул этот… — я закрутила руками, изображая движение колёс автобуса, — вихрь фантазии. Знаешь, трудно оставаться на земле, когда голова в облаках. Я никогда не была той девочкой, которая мечтает быть принцессой, но Хаттон просто умеет заставить меня чувствовать себя красивой, особенной, достойной.
— Ты и есть такая, Фелисити, — твёрдо сказала Милли. — Не сомневайся в этом.
У меня сжалось горло.
— Я не знаю, что делать, Милли. Хаттон – единственный парень, с которым я чувствовала такую близость. Единственный человек на планете, который меня понимает, видел меня в лучшем и худшем виде, знает все мои странности и не осуждает.
Милли откинулась на стуле, закинув руку за голову и держа в другой наполовину съеденную клубнику.
— Ты себя слышишь? Единственный парень? Единственный человек? Ты любишь Хаттона.
— Ш-ш-ш-ш! — Я замахала руками перед её лицом, будто стирая её слова. — Не говори этого!
— Почему нет? Я чувствую, что это единственное, что звучало логично в этой кухне за последние недели. Вся эта история с фальшивым женихом – безумие. Вы любите друг друга. Вы подходите друг другу. Единственная причина, почему все проглотили эту бредовую историю, – это потому, что всем вокруг очевидно: вы созданы друг для друга. — Она покачала головой. — Я знаю, у тебя какая-то странная аллергия на любовь, которую я никогда не понимала, но, Фелисити, пора с этим покончить.
Я смотрела на неё несколько секунд.
— Ты хочешь знать, почему у меня аллергия на любовь? Я тебе скажу.
Она сглотнула и подняла стакан.
— Да. Пожалуйста.
Мафин замурлыкала у меня на коленях, и я была благодарна, что у меня есть что-то мягкое и тёплое, за что можно держаться, пока я наконец рассказываю секрет, который скрывала от неё больше двадцати лет.
— Когда мне было шесть, я подслушала ссору папы и мамы в ту ночь, когда она сказала, что уходит. Она сказала, что никогда нас не хотела.
Челюсть Милли отвисла.
— О, Боже.
— Но это ещё не всё, что я услышала. — Спокойным, монотонным голосом я рассказала все детали, которые помнила. — А через несколько дней она ушла.
Лицо моей сестры исказилось, глаза наполнились слезами.
— Почему ты ничего не сказала? Мне или папе?
— Я не хотела, чтобы кто-то ещё пострадал, — объяснила я. — То, что она сказала, означало, что она не хотела ни тебя, ни Винни. И я знала, что не должна была подслушивать. Я боялась, что меня накажут.
Милли встала и скрылась в ванной в конце коридора. Когда она вернулась, в руках у неё была рулон туалетной бумаги.
— Извини, у меня закончились салфетки.
— Я не собираюсь плакать из-за этого, — спокойно сказала я.
— А я буду.
Она положила рулон на стол, снова села и разрыдалась, закрыв лицо руками.
— Милли, не надо. — Моё сердце разрывалось, видя, как сестра плачет. — Она не заслуживает твоих слёз. Извини, мне не стоило тебе это рассказывать.
— Я плачу не из-за неё. Я плачу из-за тебя, — произнесла она, всхлипывая. —Ты носила это в себе столько лет и никому ничего не сказала.
Комок в горле стал ещё больше.
— Это было давно. Я в порядке.
— Нет, ты не в порядке! — всхлипывала она, глядя на меня заплаканным лицом. — У тебя в голове от этого всё наперекосяк! Теперь я понимаю, почему ты сбегала из отношений, как только кто-то признавался тебе в любви. Ты никогда им не верила.
— Даже если бы верила, — покачала я головой, — это бы ничего не изменило. Люди могут любить тебя сегодня, а завтра уже нет. И ты даже не узнаешь, что сделал не так, пока они не уйдут.
— О, Фелисити. — Милли оторвала кусочек туалетной бумаги и высморкалась. — Мама ушла не из-за того, что ты сделала. Она ушла, потому что встретила другого мужчину. Она сделала это назло папе за то, что он не уделял ей достаточно внимания.
— Но если бы она нас действительно любила, она бы осталась, — настаивала я.
— Может быть. А может и нет, — сказала Милли, вытирая под глазами. Её подводка и тушь уже были размазаны. — Некоторые люди просто плохо умеют любить, понимаешь? Они слишком эгоистичны или нарциссичны, или, глубоко внутри, они не любят себя, поэтому не могут принять любовь от других.
Её слова задели во мне что-то.
— Ты думаешь, есть люди, которые просто «не запрограммированы» на любовь?
Милли тяжело вздохнула и снова высморкалась.
— Лично я так не думаю. Я думаю, что некоторые выбирают такое поведение, которое мешает им впустить любовь, но я верю, что все способны на это.
Я посмотрела на кольцо на своём пальце.
— Хаттон говорит, что он «не запрограммирован» на любовь из-за своей тревожности. Он считает, что ему лучше быть одному.