Под Сэмом он имел в виду дядю Сэма, а дата, которую я пытался перенести — снова, была датой, когда мне нужно было выступить перед Комитетом по финансовым услугам Палаты представителей в Вашингтоне. Они хотели получить показания по регулированию индустрии цифровых активов в целом и нашей криптобиржи в частности.
Моё сердце сжалось. Сегодня 9-е.
У меня было чуть меньше трёх недель.
Хотя я знал об этом несколько месяцев, сама мысль о том, что мне нужно будет публично дать заявление по телевизору в прямом эфире и отвечать на вопросы на ходу, было почти достаточно, чтобы я захотел продать свою долю в HFX и уйти в подполье.
Но какой человек настолько извращён, что не может даже думать о защите бизнеса, который сам же помог построить, особенно если это значит потерять половину своего состояния? Не то чтобы деньги были для меня всем. Я никогда не стремился стать богатым, и я знал, что деньги не решают всех проблем. На самом деле, мне было так же приятно отдавать их, как и зарабатывать — какой смысл быть миллиардером, если всё, что ты делаешь, это накапливаешь богатства? Собираешь яхты и машины? Сколько Порше нужно эго одного человека? Я хотел делать вещи, которые имели значение.
Но больше всего я хотел того, что деньги не могут купить.
Я хотел быть таким человеком, который может выступать, не теряя душевного равновесия — хотя бы внешне. Таким человеком, который может победить свой страх быть выставленным на показ и подвергаться давлению. Таким человеком, чей нервозный организм не реагирует так, как будто он входит в логово злых львов, каждый раз, когда думает о всех глазах, устремлённых на него.
Невозможные мысли. Учащённое сердцебиение. Потливость, тошнота, невозможность найти слова и произнести их. Размытое зрение. Головокружение. Отказ лёгких сделать полный вдох. Чистый ужас от осознания, что я могу публично опозориться сотнями способов, выставить себя неудачником. Неудачником. Дураком. Мошенником.
На самом деле, подайте мне этих чёртовых львов.
Я рискну с ними.

Я поднялся по подъездной дорожке к боковой двери сестры и остановился перед тем, как постучать, с поднятым кулаком — это были голоса моих родителей, доносящиеся из открытого кухонного окна? Через секунду громкий животный смех моего отца подтвердил мои подозрения.
Алли открыла дверь, с блеском в глазах.
— Что ты делаешь?
— Думаю, стоит ли мне войти. Мама с папой здесь?
Она кивнула.
— Они зашли после своей субботней утренней прогулки. В одинаковых спортивных костюмах и всё такое.
— Есть ли способ избежать их?
— Почему тебе нужно их избегать?
— Они просто... много. Мама вечно говорит мне про мои проблемы с избеганием эмоций, пытается записать меня на свидания с её странными клиентами налево и направо, а я ещё и с папой встречаюсь позже сегодня.
Она усмехнулась.
— Покерный вечер?
— Да.
— Тебе везёт. Но ты не можешь уйти. Мне нужно быть в салоне через двадцать минут, а мама с папой оба работают сегодня. Они просто зашли, чтобы увидеть детей. — Она тяжело вздохнула. — Им нравится так неожиданно заходить.
— Я же говорил тебе, что не стоит покупать дом прямо рядом с ними.
— Знаю, знаю. — Она подняла руку. — Но местоположение хорошее, да и цена была отличная. Не все мы миллиардеры.
— Чёрт, я же говорил, что помогу тебе с домом. Ты отказалась.
Она улыбнулась с триумфом.
— Да, я отказалась, и это принесло мне огромное удовольствие. Так что спасибо за это. А вообще, ты покрыл мои студенческие кредиты, а это было много. — Она похлопала меня по груди. — Ты получишь от меня бесплатную терапию на всю жизнь.
— Вот что нужно парню, когда его старшая сестра командует им и называет это полезным.
— Кстати, ты звонил той женщине, о которой я тебе рассказывала, Наталии Лопес? Той, которая занимается терапией принятия и приверженности? У нее запись на много времени вперёд, но как услугу мне она сказала, что примет тебя.
— Нет. Я не звоню людям.
— Хаттон! Ты не любил когнитивно-поведенческую терапию, а это другое. Другой подход. Почему бы не попробовать?
— Потому что мне это не нужно.
— Значит, выступление перед Конгрессом не будет для тебя проблемой? Сколько раз они позволят тебе отложить это?
Вместо того чтобы рассказать ей о сообщении от Уэйда, я притворился, что задушил её за шею, когда мы вошли на кухню, где пахло беконом и вафлями.
Мои родители сидели за столом в своих одинаковых спортивных костюмах — у отца синий, у мамы ярко-фиолетовый. Им уже под шестьдесят, но они не выглядят на свой возраст. У моего отца по-прежнему полная голова густых тёмных волос, слегка поседевших над ушами, и пушистые коричневые усы, которые он гордился. Длинные светлые волосы моей матери, её болтливое веселье и яркие наряды больше походили на образ ясновидящей из ситкома Голливуда, чем на бабушку.