Всё было настолько неправдоподобно, нелепо и ужасно, что казалось — надо просто проснуться. Постараться проснуться, посмеяться над диким кошмарным сном на родной совкой печи, под руководством партии-правительства. Пусть бездарных и перерождающихся, пусть «империи зла», с дутой дружбой народов, пусть без прав, с характеристиками с места работы, с очередям за колбасой по два двадцать и апельсинами по рубль сорок, где Филипп и Лиза с ребятами были бы рядом, а Денис лепил бы спокойно сериалы на родном «Мосфильме»…
«Пусть будут стукачи, дружинники, субботники и овощные базы, только верни меня домой, Господи, — снова тосковала Иоанна, — в страну, где я родилась и худо-бедно прожила более полувека, и за всё Тебя благодарила. И сейчас не было бы никаких проблем ни с Денисовым лечением, ни с любой операцией, и были бы живы солдатики — в Карабахе, Чечне, Таджикистане. И эти вурдалаки кромешные, пища адова, сидели бы спокойненько по КБ, тюрьмам и учреждениям, пили бы в столовых компот из сухофруктов, пусть даже водку, но не человечью кровушку»!
Она в сердцах вырубила в «ящике» звук, проглотила пресную резиновую яичницу — даже подняться за солонкой было лень. Плеснула в стакан самодельного сока — такие соки, смородиновые, вишнёвые, клубничные она наловчилась готовить на зиму.
Поколебавшись, добавила в стакан коньяку и, забравшись с ногами в дяди женино кресло, постаралась расслабиться. Коньяк не помог — хотелось задрать к потолку голову и выть. Наверное, она-таки завыла — лежащий у двери Анчар поднял морду и уши, глянул недоуменно. Стойкое отвращение к жизни — ни желания, ни сил что-либо предпринять. Она жалела Дениса умозрительно, так же умом понимала, что, кроме неё, у него никого нет, и надо что-то делать. Но так, наверное, чувствует себя заглохший автомобиль на дороге, когда кончается горючее. Можно ахать, подхлёстывать себя, стыдить, ужасаться; дёргаться — всё, бак пуст. Приехали.
А дом продолжал жить. Включался и отключался АГВ, холодильник, тикали часы, горели лампочки, похрапывал Анчар; береста в камине, казалось, так и ждала огня, чтобы вспыхнуть, затрещать жарко и весело.
«Смотреть камин» она могла часами, как некоторые граждане-зомби сериалы. С книгой, рукописью на коленях или просто так. Но теперь и от камина было тошно. Рулетка остановилась.
Ещё вчера было воскресенье, она вернулась с обедни, потом гуляла с Анчаром по дубраве. Шуршали под ногами рыжие листья, была чудесная погода — синее небо, рыжие дубы и перистые облака, предвестники дождя. Она думала, что надо бы успеть заготовить сухих листьев для утепления грядок и колодца, набрала полные карманы поздних опят-октябрят и представляла как Ганя, стоя на лесах за сотни километров от Лужина, расписывает стены своего храма, или тоже гуляет сейчас по таежным своим сопкам. И молилась, чтобы он тоже вспомнил о ней. И начисто забывала про грусть-тоску, увидав на рыжей листве бирюзовые сполохи синей птицы, которая в блаженно-чистой тоске выводила где-то на грани бытия нездешнюю свою мелодию. Песня синей птицы — верный признак, что её молитва о Гане услышана.
Всё. Пусть рулетка стоит, Иоанна выходит из игры. Никаких игр. Ненавистное «завтра» вставало на горизонте, как чудище на одной из ранних Ганиных картин.
Пусть всегда будет сегодня. Вот так, в кресле с ногами и потихоньку выть. Пусть завтра никогда не наступит.
Она вспомнила про экзотическое снотворное в спальне, давным-давно привезённое из-за бугра их общей приятельницей для страдающей бессоницей свекрови. Ядовито-розовые шарики. Свекровь их принимать опасалась, она вообще избегала лекарств и боялась, что кто-либо из детей их наглотается, поэтому отдала шарики Иоанне, чтобы зарыла на даче. Но они были такие красивые, эти шарики, такая милая упаковка в форме сердечка… Бережливая Иоанна терпеть не могла что-то выкидывать. И вот теперь… задёрнуть шторы, отпустить на свободу Анчара и проглотить всё разом, запив соком с коньяком. И спать, спать…
И никаких «завтра».
Иоанна поднялась в спальню, покатала шарики на ладони и швырнула с балкона в осеннюю ночь, как когда-то ключ. Представила, как они алеют на жухлой траве заледеневшими бусинками крови…
Внизу в кухне почти выкипел чайник.
Попробовала молиться — как в пустоту. Всё правильно, Господь ушёл. Он гневается из-за этих таблеток. Он никогда не даёт испытания сверх меры, крест надо принимать с благодарным смирением и нести. И нельзя молиться, чтоб никогда не наступило завтра, это трусость и грех.
Дай силы войти в него. Господи…
Всё ещё беззвучный ящик показывал владения Егорки Златова. Самого Егорку, златогорских девчонок-изанок. Фиалочек, чернильниц — кто как называл. Их теперь часто показывали — блаженные, пережиток советского прошлого. А то и с восторгом, как «надежду России». Чаще просто с любопытством, как всякое «из ряда вон». Девчонки на ферме, на стройке, в теплице, торгуют с лотка… Что-то убирают, высаживают, играют с детьми…
* * *Именно девчонки, от двенадцати до двадцати пяти были наиболее ревностными егоркиными фанатками, опровергая мрачные прогнозы насчёт всеобщей шлюхизации и связанного с ней вырождения генофонда. Девчонки были дивные — откуда они только такие брались? — стройные и вместе с тем крепенькие, жизнестойкие, с такими хорошими лицами — невозможный гибрид святой Агнессы и «девушки с веслом». Фиолетовый цвет — сплав синего, алого и белого. Небо, кровь и чистота. Восхождение, самопожертвование, преображение.
Жилет с юбкой или брюками из фиолетовой джинсы всех оттенков, длины и покроя, кроме шокирующих, любого цвета блузка, любая обувь. Туфли-лодочки, сандалии со шнуровкой, кроссовки…
Изанки-фиалочки, чернильницы и мальчики-«сизари» шли в народ по городам и весям, исповедуя Замысел Неба, Революцию Сознания и Божественную Свободу.
Их вряд ли понимали, называли «блаженными», посмеивались, дивились их юной горячности, но те сразу же хватали быка за рога, находили десяток-другой слушателей, сочувствующих, — кому обрыдла жизнь над кастрюлями и корытом, у кого душа рвалась «в даль светлую», кого «заела среда», кто «чувствовал в душе своей силы необъятные»… Мы решим все ваши проблемы, мы освободим вас от чар, как принц — заколдованное спящее царство. Мы прорубим заросшую терновником и бурьяном тропку и будем вас тормошить, трясти за плечи… Будем раскапывать в каждом клад — Образ Божий, Замысел, дары Неба, помогая их обнаружить, развить и направить в нужном направлении. Мы очистим вашу жизнь от суеты, хандры, дури. Поможем найти единственное, только ваше место в жизни…
Умеющие и любящие стряпать, возиться с детьми, знающие иностранные языки или с музыкальным образованием, обладатели пианино или авто, врачи на пенсии или безработные, плотники, столяры, маляры, сантехники — всем найдётся дело! «Все работы хороши — выбирай на вкус…» «Мы одно… Единый организм! Богочеловечество! — митинговали пришельцы, — в каждом дремлет Пушкин, Мичурин, Рембрандт, Бах, Блез Паскаль и Галина Уланова… Паша Ангелина и Илья Муромец, Стаханов и Шекспир. Что вы зря тратите время и силы, чтобы удержаться на плаву, чтобы вас накормили гамбургерами перед тем, как вами позавтракать? Мы вас научим вообще обходиться без них, без хищников — будто их и нет. И тогда они отомрут сами собой, за ненадобностью. Тьфу на них! Армию, милицию мы прокормим, — хвастались фиалочки, — А эти — отомрут… Мы организуем свои столовые, ясли, детсады, школы, продлёнки… У кого есть транспорт — будем развозить обеды и малышей, у кого есть руки — ремонтировать жилища и обувь. Каждый будет делать, что умеет и любит, а тяжёлое и неприятное — по очереди. Мы подставим друг другу плечи и вылезем из этой ямы.
С вами больше не будут расплачиваться утюгами и тарелками. Ваш муж не будет часами стоять за промозглым прилавком вместо кафедры, продавать кастрюли или бюстгальтеры — мы купим их у вас, а взамен привезем всё, что вам необходимо… И вам теперь будет хватать пенсии за счёт тех же освобождённых и доведённых «до ума» внутренних резервов. Будет достаточно времени и сходить в храм, и почитать «разумное, доброе, вечное» — мы вам любую книжку доставим по заказу. Сможете послушать хорошую музыку, заняться делом по душе, по нашей компьютерной сети «Изан-нет» заказать любой материал на интересующую вас тему…