В это же время пантеон дошаманистических верований заметно усложнился. Появились представления о «море мертвых», куда можно попасть по «дороге-реке мертвых» на лодках или плотах. Тогда же с развитием рыболовства возник культ владык водных глубин и рыболовства (УНан-хатов — «Царей вод») и «водный» тотемизм, что нашло отражение в сюжетах наскальных изображений и мелкой пластике культового назначения.
Скалы с петроглифами, безусловно, относятся к разрезу крупнейших святых мест неолитического времени, причем тематика древних изображений таежной зоны носит явно культовый характер: рисунки в основном отражают знакомую еще по палеолиту идею магического достижения плодородия, удачи в охотничьем и рыболовном промыслах. Имеются также сцены религиозно-мифологического и обрядового характера, которые находят прямые аналогии в практике современного сибирского шаманства.
Многочисленные и повсеместные примеры почитания петроглифов таежной зоны Байкальского региона коренным насе-
лением края достаточно убедительно свидетельствуют о глубокой преемственности культовой традиции на протяжении тысячелетий, причем сущность и характер жертвенных приношений, иконографика и обрядовые действия претерпели не слишком существенные изменения. Б первую очередь это относится к эвенкам, в этнографическом комплексе которых сохранились многие элементы материальной и духовной культур неолитических предшественников.
Таким образом, в эпоху неолита мы наблюдаем сложившуюся традицию культа Матери-Земли, который первоначально ассоциировался с почитанием родо-племенных гор (скал) на побережье Байкала. В названиях современных бурятских обрядов «хада тахиха» и «хада хангай тахиха» сохранились представления о культе самой Земли, ибо хада — это и есть гора. Сами же понятия хада (гора) и хаты (духи-«хозяева» гор окрестностей) сливаются, означая один и тот же объект культа, хотя в древности объектом почитания являлась изначально именно гора, а не «хозяин горы».
Так что профессор Б.Э. Петри, изучая в начале XX века оль-хонскую неолитическую стоянку Улан-Хада, был недалек от истины, когда теоретически высказался в пользу множества духов, владевших урочищами побережья озера Байкал. Согласен с ним был и Л.П. Хлобыстин, полвека спустя изучавший святилище Бурхан на Ольхоне: он также полагал, что у «байкальских племен» существовали «особо почитаемые места, связанные с религиозными культами, являвшиеся традиционными».
Наконец, в позднем неолите, согласно многочисленным археологическим фактам, фиксируется появление профессионального института шаманского жречества и развитой культовой мифологии и обрядности, почти в неизменном виде дошедших до наших дней.
Принято считать, что кочевое скотоводство проникло к берегам Байкала в позднюю пору бронзового века с юга вследствие естественной миграции населения Центральной Азии на север в поисках новых пастбищ для домашнего скота. С точки
зрения палеоэкологии, такой процесс спровоцировало общее усушение климата, когда началось движение лесостепей на север. Судя по собранным фактам, около 2-2,5 тыс. лет назад степные ландшафты появились в средней части восточного побережья Байкала (в районе оз. Котокель, в Баргузинской долине, на Ольхоне, в Тажеранской степи и возле мыса Лударь) на северной оконечности озерного водоема. Однако байкальская экологическая ниша продолжала держать население в традиционном охотничье-рыболовном хозяйстве.
В этой связи здесь развивалась неолитическая шаманская мифология «доскотоводческого» периода, что особенно заметно по специфике наскальных композиций. Главное место в этой идеологии играл культ «царей вод» Уһан-хатов.
Поэтому на петроглифах побережья Байкала нет ни одного изображения домашних животных, но обычны лоси, олени, нерпа, рыбы, гуси, лебеди и чайки. Есть рисунки рыболовов и многоместных лодок. Но скотоводство на периферийных степных участках также еще не получило должного развития. И там обычны сюжеты, хорошо понимаемые через тунгусские традиционные представления об окружающем мире. Новый пласт скотоводческой идеологии проник на Байкал только в раннем средневековье. Но и в этот период окружающая природная среда не позволила придать скотоводству приоритетный характер хозяйствования. На Байкале удобнее было все же вести охоту, рыболовство и лесное собирательство. Это подтверждается таким фактом, что в слоях жертвенных приношений у подножий петроглифов все еще преобладают кости нерпы и диких таежных зверей.