Л.П. Хлобыстину эта экзотическая находка сразу же напомнила так называемые «фаллические песты» из Прибайкалья, иногда находимые при археологических раскопках древних стоянок, причем на них нередко присутствуют аналогичные рельефные рисунки тех или иных таежных животных. Существует мнение, что подобные «песты» вошли в обиход местного населения где-то в 1 тысячелетии до нашей эры, когда на смену господствовавшему десятки тысячелетий материнскому роду приходит патриархат, а вместе с ним на первое место в качестве символа плодородия в шаманскую практику начинают внедряться фаллические изображения.
Суть их заключается в том, чтобы образом натурального фаллоса магически воздействовать на плодовитость (размножение) изображенных на фигурках существ. А если животные действительно являлись тотемами, то подобные изделия могли использоваться во время совершения шаманских обрядов, связанных с тотемическими первопредками.
Впрочем, есть предположение и о том, что фаллические скульптурки следует связывать с обрядами женской инициации. В этой связи Л.П. Хлобьгстин предположил, что у древних
рыболовов и охотников Байкала существовало представление о необходимости каждой женщине вступать в «брак» с нерпой-тотемом. Подобным магическим образом происходило приобщение поморов к роду своего тотема, а также содействие в его размножении. Такой элемент «священного брака» — обычное явление у многих коренных народов и одна из основ сибирского шаманизма. «Таким образом, — заканчивает Л.П. Хлобыстин свою статью о культе нерпы на Байкале, — находка фаллической скульптурки с изображением нерпы проливает свет на идеологические представления, существовавшие у байкальских племен в 1тыс. до н.э. Тотемические воззрения оказались у них переплетенными с идеологией, характерной для отцовского рода, нерпа могла стать тотемом некоторых родов или племен».
Мысль о всемогущем фаллосе как о важнейшем орудии в обеспечении воспроизводства промысловых животных и увеличения численности членов семейно-родовых коллективов не является, по большому счету, курьезной и необычной. Если внимательно ознакомиться со старинным фольклором, напрггмер, бурят, то можно найти подтверждение и этому факту. Так, существует до сих пор довольно отчетливое представление о «Баабайн мунгэн бахана» (доел. «Отцовский серебряный столб»). Это не что иное, как отцовский мужской орган, который, согласно древнейшему космогоническому мифу, извечно существовал сам по себе, но благодаря его случайной встрече с «Эхэйн алтан умай» (доел. «Материнское золотое чрево») во время их плаваний в первичном океане появилась первая чета людей на земле. Ученые поэтому небезосновательно считают, что представление о «Баабайн мунгэн бахана» является пережитком первобытного фаллического культа, отразившегося в мифотворчестве далеких предков бурят.
Однако оставим мужские фаллосы и вновь обратимся к нерпе. Поразительно, но именно это животное привлекло внимание древних летописцев Китая, когда те описывали далекое Северное море (Байкал) на краю эйкуменьг — заселенной людьми земли, близкой к стране вечного мрака и холода. В «Шань
Хай-цзин» («Книге гор и морей»), созданной на рубеже нашей эры от устных мифов к письменному варианту, есть неясное упоминание об «удивительных тварях», которые время от времени на миг появлялись из воды и тут же исчезали в морских глубинах. Иногда древние китайские летописцы прямо называют их «человеко-рыбами» и подчеркивают, что по облику «удивительные твари» больше всего походили то на дикую мохнатую кошку (?), то на краба, то на рыбу с человеческими конечностями и головой.
Конечно, эти сведения можно объявить плодом фантазии людей, которые никогда не видели самолично описываемых существ, а пользовались отрывочными сведениями, за тысячи километров получаемыми от соотечественников, чудом попадавших на Байкал как в роли послов к местными полудиким племенам, так и воинов, громивших непокорных сюнну (хуннов) — извечных врагов империи, от которых они отгородились Великой китайской стеной. Однако плодом голой фантазии людей эти мифы не являются.
В свете представлений древних китайцев о рыбе с человеческими конечностями и головой, обитающей в Северном море, большой интерес представляют часто встречающиеся на стоянках и могильниках каменного века Прибайкалья костяные идольчики-онгоны, изображающие рыбу с человеческим лицом. Долгое время этот мифологический образ также не расшифровывался, пока известный бурятский этнограф конца прошлого и начала нашего веков М.Н. Хангалов не записал старинную легенду своих соотечественников о некоей «Хун загаһане» — «Человеко-рыбе», обитающей в глубинах озера Байкал. В записи Матвея Николаевича этот ныне странный образ бурятского шаманизма передан следующими словами: «В море есть человеко-рыба, у которой передняя половина тела рыбья, задняя половина — человечья*. Эту рыбу называют человеко-