ский мифы, народ отказался от давней традиции преждевременно умерщвлять стариков за их житейский опыт.
Однако заострим наше внимание на страшной особенности Муус Кудулу Байгала. Что это за тела растерзанных прекрасных женщин и трупы юношей удалых выносит морская волна из водной пучины озера-моря?
Оказывается, подобное мифологическое представление существовало и у западных бурят. Так, в шаманском обращении к духу-хозяину озера Байкал есть такие строки:
Раз ты морем стал, Зачем прячешь в себе Умерших-отошедш их ?
Фольклорные материалы, собранные Е.В. Баранниковой среди западных бурят, дают некоторый ответ, почему у их курьг-канских предков существовало представление о Байкале как о хранилище душ умерших соплеменников. Оказывается, более тысячи лет тому назад у байкальских поморов существовал обряд жертвоприношения хозяину воды Аусуд хану (Уһа-Лобсон хану) умершими людьми. У бурят сохранились смутные воспоминания о том, что покойников помещали сначала в деревянный ящик, затем в железный, который обшивали кожей быка и в таком виде бросали в морские пучины Байкала. А разве легенды о гибели молодых искателей удачи за золотой чашей не есть отражение древнего обряда «кровавых» жертвоприношений духу Байкала?
Эта мысль находит подтверждение в другом круге источников, также относящихся к эпохе курыкан. Исходят они от древних китайских очевидцев, не раз входивших в состав посольств в северную страну «тулиганей» (курыкан), или же оставлены теми хронистами, что присутствовали на приеме китайским императором курыканских посланцев. На этих приемах географы-летописцы, пользуясь благоприятным моментом, выуживали у представителей далеких северных земель сведения об озере Байкал, но особенно об острове Ольхон, поразившем обилием курыканских городов, крепостей, могильников и шаманских свя-
тых мест. Эти сведения подтверждают и дополняют существовавшие религиозно-мифологические представления о Байкале, как о «море мертвых», принимавшем в свои бездонные водные пучины тела и души умерших соплеменников. В Древнем Китае подобные рассказы произвели большое впечатление на жителей: они были уверены, что близ острова Ольхон имеется бездонная глубина Байкала — провал в подземное (подводное) царство мертвых. Вход туда охранял страшный великан, похожий на дракона, имевший на голове острые рога. Согнув громадное тело в «девять изгибов», он вытягивал залитые кровью руки и загонял в ад души умерших. В поэме «Призывание души» одного древнекитайского поэта по этому поводу есть такие строки: «Душа, вернись, вернись, душа! Не опускайся в столицу мрака. Там изгибаемая Ту-бо девятью изгибами. Острей его рога всего на свете. Его спина толста и пальцы в крови, и за людьми гоняться любит он». Китайские иероглифы ту — «земля» и бо — «шаман» дают представление об ипостаси драконоподобного чудовища: в основе лежит одна из функций сибирских шаманов «сопровождать» души умерших в царство теней, типа перевозчика Харона через реку мертвых или собаки Цербера, охранителя врат ада из древнегреческих мифов.
Есть основание полагать, что страшный образ дракона, охраняющего вход в мифическое царство мертвых в морской пучине Байкала, не придуман древнекитайскими авторами, а «слеплен», так сказать, с натуры, со слов местных поморов. Он удивительно напоминает грозного владыку сибирского водоема из шаманского фольклора, например, тех же западных бурят — потомков курыкан. Его имя Лусуд-хан или Уһа-Лобсон-хан даже без фольклорного описания образа представляет существо в чудовищной драконоподобной ипостаси от слова лу — «дракон», су — «вода», хан — «царь, владыка, хозяин». Отсюда буквальный перевод «водяной дракон — хозяин» Байкала. Второе имя еще определеннее раскрывает «водяное» происхождение дракона Уһа (Уһан) — «водяной», доводя смысл практически до тавтологии. Есть указание и на то, что Уһан-Лобсон-хан является
грозной владыкой не только водных глубин Байкала, но и бросаемых туда человеческих жертв.
Происхождение других чудовищных владык морской пучины Байкала, так или иначе, связано с образом мифического дракона, причем для усиления такого понятия зачастую говорят не только о рогах, присущих только азиатским драконам, но и о многоголовье. Б бурятском героическом эпосе «Еренсей», к примеру, это чудовище «с рогами, как пять жердей» названо ман-гатхаем. В сказке «Хан-Гужир» Тальян-шара мангатхай, выныривающий из глубин водоема, имел 58 голов. В этой же сказке упоминается какой-то двадцатиголовый змей Хорто Шарта, выходящий из морской пучины и съедающий плавающих птиц, а также летучий змей, похожий на птицу-человека. В сказке «Девица Тэбэк-Гогон абаха» героиня встречается с пятидесятивосьмиголовым Тангил-шара мангатхаем на берегу моря, но на этот раз чудовище выходит из такой глухой тайги, что в ней не могла ни змея проползти, ни росомаха пробежать.