В далеком 1772 году академик И.Г. Георги со штурманом
Алексеем Пушкаревым на простой весельной рыбачьей лодке совершил смелое путешествие вдоль всего побережья озера Байкал длиною более 1000 верст. И всю дорогу он не переставал удивляться не только первозданной красоте окружающих мест, но и обилию шаманских святых капищ на прибрежных диких утесах и в густых дебрях горной тайги. Из изданного три года спустя путевого дневника исследователя европейский читатель узнал, к примеру, что «недалеко от истока Ангары есть гранитная скала, называемая Шаманской, сажен семи в окружности, выдающаяся на сажень из Байкальского озера, но почитаемая шаманами и ламами за место пребывания <...> Белого бога, которому они и приносят на скале жертвы». Георги поведал современникам и о том, что, по бурятским поверьям, горы, леса, ключи и утесы населены различными духами, которых необходимо угощать, чтобы умилостивить божеств Байкала: «туземцы молят духов об отвращении несчастья и вымаливают у них богатую добычу рыбы, тюленей, птицы и проч.» Есть в дневнике красочные описания языческих капищ острова Ольхон и встречи академика «с весьма смышленой шаманкой».
С большим трудом мне удалось отыскать в научных библиотеках изданную 235 лет тому назад книгу И.Г. Георги. Это оказался большой по объему фолиант с неровными буквами на толстой грубой серой бумаге. Но только четвертый том давал описание Северного Байкала и встреч с живущими там тунгусами, их родоплеменных шаманских капищ. Подлеморские охотники на нерпу, обитавшие стойбищем в устье реки Фролихи — ламагирты, намясинцы и намегиры — показали ученому свою Шаманскую скалу, где издревле производились клятвы-присяги (адакачан), длившиеся три года. «Тяжкая клятва, — писал Георги, — заключается в том, когда обвиняемый, влезши на
свято почитаемую гору, как н.п. на восточной стороне Байкала на Шаманскую скалу, находящуюся неподалеку от теплых вод при реке Фрелихе (Фролихе — А.Т.), воскричит: «Ежели я виноват, то пускай умру, или лишусь детей и скота, не буду никогда на зверином промысле счастлив, ниже в рыбной ловле!», то есть говорит то, что ему приказано клясться».
Клятва на Шаманской скале осуществлялась еще в двух видах. «Самая последняя состоит в том, что обвиняемый берет нож и размахивает оным против солнца, говорит: «Ежели я виноват, то пусть солнце повелит болезням разметываться в моей внутренности так, как размахивается сей нож». Самая же большая присяга «состоит в том, что убивается собака возле огню, прободается копьем, а потом или сжигается или просто бросается, обвиняемому же дают испить несколько ее крови, причем должен он говорить: «Кровь сию лью я на правде, а буде лгу, то пускай погибну, сгорю или изсохну, как сия собака».
Описанную Георги Шаманскую скалу я увидел высоким скалистым утесом в северной части бухты Фролихи, заросшую ле-
 |
| Орочонский табор |
 |
| Летнее стоибище орочон. С открытки XIX века |
сом. Обследовать каждую расщелину в поисках следов жертвенных приношений или тех же костей собак не имел возможности, однако, у ее подножья, в рыхлых отложениях береговой песчаной косы, волны Байкала вымывают каменные орудия труда и обломки глиняной посуды эпохи неолита. Говорит ли это о том, что культу святой горы северобайкальских эвенков не менее 5 тысяч лет, или это материальные следы древней стоянки охотников и рыболовов? Однако Георги, любуясь величественным видом берегового утеса, записал в своем походном дневнике: «Не редко и целые каменные горы ради необыкновенного их вида почитаются идолами, как н.п. Шаманская гора в восточной стороне от Байкала, и другие».
Однако имелось некое шаманское капище и на самом стойбище местных тунгусов. Это был, по И.Г. Георги, деревянный идол, «сплетенный из древесных ветвей», с принесенными ему в жертву птицами (дом). «Дом их есть стоячий крест с распятою птицею. Сделанное их подобию человеческое чучело из ельнику называют они Боге».
Боге (И.Г. Георги), безусловно, есть эвенкийское дуга, означавшее «небо; небесный свод; мир; Вселенная; родина; земля; место; область; страна; бог». Столь широкий спектр значений шаманского персонажа ведет нас в давний мир идеографических понятий по типу того, как древнекитайские иероглифы, рожденные из древнейших ритуальных рисунков, до сих пор имеют множество значений, и успех переводчика зависит от того, насколько удачно он выберет заложенное понятие. Во время посещения Георги тунгусского стойбища информаторы дали ученому совершенно другой перевод слова «боге», как это принято сегодня. По Георги, «верховное или вообще божество называют Боа, дьявола Буги».