Гурээшэ-нойон, Гуршэ-хатун — олицетворение рыболовного снаряда «морда» (гурээшэ — «морда рыболовная»). Дословно — «Господин (госпожа) — «морда»».
Гохоши-нойон, Хэлъмэши-хатун — олицетворение трудности плавания рыбаков по Байкалу (гохо — «шест, след», хэлмэ — «весло»). Дословно — «Господин шеста», «Госпожа (матушка) — весло».
Опуская расшифровку пантеона более мелких помощников Уһан-хатов, отметим лишь, что все они во многом представляют забытые образы шаманов, вероятно, много внесших в развитие культа «Царей вод». Среди них Уряанхай Унхуев, якобы первым обнаруживший группу данных божеств и начавший приносить им жертвы. «Уряанхай» в данном случае следует понимать не этнонимом современных сойотов (урянхайцев), а группу под аналогичным названием из среды раннесредневековых курыкан.
Уһан-хатов не следует смешивать с водяными духами уһаани боохолдой и с эжинами конкретных рек и озер. Однако из их числа есть некие «морские старики и старухи» (Далайн һамгад), явно имеющие неясный контакт с «Царями вод».
В шаманской культовой системе усть-селенгинских бурят существовало еще несколько образов, поклонение которым совершали как на территориально-родовом святилище по дороге на Энхалук, так и дома. В призывании им даны следующие имена:
Хозяин Кудары
Хуһан сагаан ноён
Хулаһан сагаан хатан...
Расшифровка этимологии теонимов представляет божественную супружескую чету «растительного» происхождения. Хуһан означает собственное имя в значении «береза». Отсюда буквально «Белая береза — господин». Хулаһан, в свою очередь, переводится как «камыш» и соответственно значение образа — «Камыш — белая госпожа».
Странно, что в теонимах перепутаны значения шаманских духов-божеств. Береза, несомненно, подразумевает «женскую» ипостась, тогда как камыш — «мужскую». Но в общей сущности имена супружеской божественной пары олицетворяют факт преобладания белой березы на суше и камыша — в болотистых низинах дельты Селенги, коим являлись и участки Саганской степи до ее погружения в воды Байкала в 1862 году. Интересно, что данное культовое место (типичный придорожный барисан) расположено вблизи ушедшего на дно во время землетрясения «улуса Петрушки-шамана», а значит, к середине XIX столетия святилище уже действовало.
Однако следует заметить, что отдельные буряты поминают на данном капище еще одного духа-«хозяина» местности по имени Шаргайн хубун Шумар. Его перевод с бурятского означает некое быстрое физическое явление над акваторией озера Байкал. Мы полагаем, что под этим явлением надо понимать сильные морские ветра, дующие на сушу с ураганной силой и порою делающие лесоповал просеками по розе удара. Фактически же это есть ужасающая в акватории сарма, пересекающая Байкал и достигающая порывами восточное побережье по прямой линии.
Имеющая разрушительную силу, сарма оказывает отрицательное влияние на рыбную ловлю и передвижение по озеру. Отсюда не случаен, вероятно, и тот факт, что шаманское капище в честь Шаргайн хубун Шумара сооружено на горном склоне таким образом, что с него отчетливо виден пролив Ольхонские ворота и ущелье реки Сармы непосредственно по линии направления ураганного ветра.
Представляет собою береговой (р. Селенги) утес южного обрывистого склона Фофановской горы, доминирующей в центре Байкало-Кударинской степи. По одним источникам, это Шаманский камень, по другим — Шаханский. В любом случае два топонима однозначно указывают на его культовое в прошлом значение. Однако А.П. Окладниковым в 1927 году на его плоскости обнаружены и древние рисунки красной охрой (человек) и синевато-черной краской (змея), ныне полностью уничтоженные при строительстве дорог. Местные буряты называли изображения «Шаханским (шаманским) богом» и приносили жертвы. Святое место «потеряло силу» после того, как «поп Симеон» освятил «брацкую идолишшу» рисунков православного креста на петроглифе.
О том, какую важную силу играл Шаханский камень в жизни бурят устья Селенги, говорит тот факт, что он упоминается в «Положении о степных законах и обычаях между инородцами Забайкальской области Кудыринского племени существующих». Так, при разрешении особо сложных споров прибегали к ворожбе на святом месте, где произносилась в присутствии сородичей шаманская клятва «шахан орюн»: «Клянусь на сем обожаемом месте богом моим Бурхан, что я (или такой-то родственник мой), не виноват в том, в чем заподозрен и что на меня (или на него) выводят». Но если «я, принимая божбу сию ло-