Квинт повернулся, покинул кухонную галерею и вернулся в свою комнату. Гнев и раздражение в голосе Марис, когда она выкрикивала его имя, угадывались совершенно безошибочно.
— Она ненавидит меня — откровенно сказал он себе самому. — Это единственный ответ. Она ненавидит меня. — Он закрыл дверь своей спальни и бросился на кровать. — Надутая зазнайка!
— Как обитательнице Дремучих Лесов, мне нравится то, что пытается сделать в Санктафраксе твой отец, — говорила Вельма. — Эти небоведы слишком Занеслись со своими анализами тумана, пробами дождя и большими башнями повсюду. Их послушать, так Дремучих Лесов нет и в помине. Но они есть, и были времена, когда землеведение что-то значило. Старые библиотекари знали это, как знает и твой отец…
Удивлённая Марис слушала, вылизывая венчик. Обсуждение политики Санктафракса было неожиданным со стороны Вельмы, но, как только тесто попало в печь, она говорила не умолкая.
— Я согласна, что очень удобно знать, когда пойдёт дождь. Но, как житель Дремучих Лесов, я скажу, что знать всякие тонкости существ и растений тоже важно. Что съедобно, а что нет, что можно надеть, а что нельзя, что можно использовать как лекарство… Библиотекарям всё это было известно в прежнее время. Сейчас кто-то должен позаботиться о накопленных знаниях.
Марис кивала. Она вынула венчик из рта и сказала:
— Я только хочу, чтобы этот кто-то был не мой отец.
— Я знаю, сокровище моё, — сказала Вельма. — Он взвалил на себя тяжёлую ношу. И он так целеустремлён, что я боюсь за него.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Марис.
Вельма нахмурилась.
— Помнишь старую сказку, которую я рассказывала тебе? — спросила она. — О дереве, которое хотело летать?
— Кажется, да, — улыбнулась Марис.
— Тогда расскажи мне её.
Марис отложила взбивалку на стол.
— Значит, так: это о лафовом дереве и свинцовом дереве. Лаф твердил: «Я буду летать, я буду летать, даже если это будет последним, что я сделаю». Свинцовое дерево говорило: «Докажи!»
Вельма ободряюще улыбнулась.
— Лаф замахал ветвями, но не мог взлететь. Он крутил листьями, но не мог взлететь. Он тряс корнями, но всё равно не мог взлететь. И вот, когда свинцовое дерево начало терять терпение со своим хвастливым соседом, в лаф ударила молния. Он вспыхнул, а так как лаф горит бурно, то вырвался из земли и взмыл в небо. «Я говорил, что полечу», — крикнул лаф вниз. «Да, мой друг, — ответило свинцовое дерево. — Ты говорил, что взлетишь, даже если это будет последним, что ты сделаешь. Так и случилось». — Марис слабо улыбнулась. — Когда я была маленькой, мне казалось, что это история со счастливым концом. Но ведь это не так?
— Это как поглядеть, — сказала Вельма. — Желание лафа в итоге исполнилось.
— Да, но он ведь весь сгорел, — сказала Марис.
— Верно, — сказала Вельма. — А ты помнишь мораль этой басни? Твой успех убьёт тебя.
Марис вздрогнула:
— Ты думаешь, мой отец похож на этот лаф?..
В это мгновение тяжёлая двустворчатая дверь кухни распахнулась, створки грохнулись о стену. Марис и Вельма резко обернулись и увидели в дверном проёме Линиуса Паллитакса. Его одежда была в беспорядке, волосы всклокочены. Лицо бледное, осунувшееся, глаза красные. Сразу было видно, что он разгневан.
— Почему никто меня не разбудил? Я уже потерял почти весь день.
— Но ты всю ночь не спал, — нервно сказала Марис. — Тебе нужен сон.
— Даже при ночном образе жизни, — суховато добавила Вельма.
— Когда мне нужны будут советы, как и когда мне спать, я спрошу! — отрезал он. — Кто-нибудь видел Квинта? — Он огляделся по сторонам.
— Нет, — сказала Марис, — с тех пор…
— Великое Небо! — возопил он. — Всё нужно делать самому! Я послал его по важному, срочному делу, и что же происходит? Он исчезает!
Марис нахмурилась:
— Срочному? — Она порылась в своём боковом кармане и вытащила свёрнутый свиток. — Тебе нужно это?
Её отец прохромал через кухню, выхватил свиток у неё из рук и открыл его.
— Да, — прошептал он. — Да! — Он повернулся к дочери, глаза его сверкали.
— Но почему Квинт не отдал его сразу мне?
— Потому что… потому что я сказала ему не… — Марис запиналась. Её лицо горело, в глазах щипало. — Ты… ты спал. Я не хотела, чтобы он тебя беспокоил…
— Когда он вернулся?
Марис опустила голову:
— Утром. Около шести часов.
— Шесть часов! — завопил он. — Марис, это абсолютно нетерпимо. Не вмешивайся в дела, в которых ты ничего не понимаешь.