Отпрянув от Серой оленихи, Белый олененок смотрел на нее с недоумением, пораженный догадкой, что мать подменили. Конечно, подменили! Он вспомнил, это произошло ночью. Подкралось вот к тем острым камням косматое вонючее существо. Мать почувствовала тревогу. Низко опустив рога, она гневно храпела, стараясь закрыть собой своего детеныша. А он, страдая от мороза, смотрел на косматое вонючее существо и воспринимал его как живое воплощение стужи. Мать храпела, фыркала, била копытами о землю и все норовила поддеть на рога косматое существо. И вот, кажется, она его оттеснила прочь. Уходило косматое вонючее существо, бежало вверх на гору, но мороз почему-то оставался. Скованный стужей, олененок стоял на одном месте, не понимая, что происходит с ним. Он, кажется, уже умирал. Да, конечно, он умер бы, если бы люди не спасли его.
Серая олениха рассердилась на странного олененка, решила его проучить, иначе умрет малыш с голоду. Она подошла к приемышу с решительным видом, ударила слегка рогом, ну, самую малость, больше для острастки; а тот вдруг отпрянул, тогда как ему надо бы оказаться под ее животом. Она сделала еще один заход, стараясь встать так, чтобы приемыш оказался у вымени. Но тот снова отпрянул, на мгновение повернулся, разглядывая олениху странным взглядом, совсем не таким, как у оленей, и побежал прочь. Он был обижен, и слезы душили его. Помимо воли своей он бежал именно туда, где торчал каменный столб. Олениха догнала приемыша, перерезала его путь, но тот изловчился, юркнул за камень и снова помчался вверх, желая достичь вершины горы, где стоял каменный великан. До слуха оленихи донесся тревожный голос ее родного олененка. И она помчалась на голос. И только тогда, когда увидела, что детеныш ее в безопасности, умерила бег и наконец совсем остановилась. Она снова повернулась в сторону каменного великана, надеясь увидеть приемыша, но так и не разглядела его.
А Белый олененок, одолев крутой подъем, забежал за камень и, тяжко дыша, упал на колени, тут же снова вскочил, отпрянув от окрашенного кровью снега. Медленно обвел он взглядом все вокруг, всматриваясь в следы смертельной битвы. Вот следы матери. О, как она билась! Вот следы косматого вонючего существа. И в каждом кровь. Кровь матери. Мерзкое существо рвало ее своими когтистыми лапами. Белый олененок с трудом отвел взгляд от страшных следов, посмотрел наверх и задрожал всем существом: на высоком сугробе он увидел голову матери. Да, это ее голова с колечками завитков у ветвистых рогов. На миг ему показалось, что мать жива, что перед ним вовсе и не холодный снежный сугроб. Но его поразили глаза матери. Безжизненные, невидящие глаза. Слепо смотрят они на своего олененка и не видят его. Значит, это смерть. Что такое смерть? К сугробу вели следы человека. Значит, это человек водрузил мертвую голову матери на сугроб. Зачем он сделал это? Возможно, затосковал и хотел представить себе ее живой? А глаза мертвой головы все смотрят и смотрят, и, кажется, они все-таки что-то видят, но не близкое, а далекое-далекое, видят то, что упрятала вечность. Лучше бы и его упрятала вечность: нет у него матери, смерть отняла ее навсегда. Теперь он знает, что такое смерть. Теперь он знает, что такое скорбь...
И хотелось закричать Белому олененку, как умеют кричать от горя только люди. Откуда он знает, как кричат люди от горя? Э, не все ли равно, откуда он знает это. Важно, что именно голосом человека он высказал бы миру, как ему больно. Но проклятье неизреченности не позволяет ему выразить горе, как выражает его человек. Однако горе душило его. И, затрубил олененок слабым, прерывающимся голосом, надеясь одолеть неизреченность. Поднимая высоко голову, Белый олененок хрипел, приходя в отчаяние от того, что голос никак не может прорваться на волю. И, наверное, в помрачении он бросился бы с обрыва, если бы опять не спас его человек.
На этот раз это был Брат медведя. Он возвращался из безуспешной погони за росомахой, угрюмый, усталый и бесконечно виноватый. Белый олененок хотел бежать от человека, но силы оставили его. Человек присел перед ним на корточки и сказал изумленно:
— Как ты сумел сюда забраться?
Олененок опять попытался затрубить и тут же уронил обессиленно голову. Человек поднял его на руки и понес вниз, приговаривая:
— Ты уж прости меня, прости, не заметил я, как подкралась проклятая росомаха.
Брат медведя принес олененка к палатке, осторожно опустил на снег. Тут же подбежала Дочь родника и начала лизать приемыша: видно, она уже не ждала ним увидеться. Брат медведя помог малышу встать на ноги, подтолкнул его к вымени доброй оленихи, удивленно приговаривая: