И еще раз Белый олененок прижал лоб к камню, словно хотел врасти в него и стать от горя таким же камнем.
А люди выламывали моржовые клыки, радостные, благодушные, счастливые: у них была завидная удача. Но едва они сели в вельботы, как вода вскипела от вынырнувших моржей. Их были сотни, стремительных, яростных, неустрашимых. Они били головами в вельботы, мстя за вожака и за тех, кто лежал бездыханно на берегу, и ревели, ухали, рычали. Перепуганные охотники не сразу опомнились, смятенно глядя на клыкастые морды моржей. А когда опомнились, вскинули винтовки. И снова загремели выстрелы. Люди мстили моржам за несколько минут пережитого страха, за свое унижение. Они входили в ярость, в упоительный азарт. Они чувствовали себя бесстрашными викингами. Они были высокого, очень высокого мнения о себе. В конечном счете они были счастливы: ну что могли сделать эти глупые бешеные существа против губительного огня из винтовок?! И теперь уже не земля, а море окрасилось кровью моржей.
Кто знает, сколько длилось бы это побоище, если бы не появился катер морского охотничьего надзора. Моржи скрылись в пучине так же неожиданно, как и появились. Но некуда было скрыться браконьерам, которых застигли с поличным. Однако они все-таки попытались ускользнуть, пустив на полную мощность свои моторы. Но катер был быстрее. И вот уже прыгнул с катера в вельбот бесстрашный человек, и дрогнули нервы у одного из браконьеров. Он был молод еще, этот удачливый охотник, который уже успел в уме подсчитать, насколько пополнятся его карманы, когда изрядная доля причитающихся ему моржовых клыков станет звонкой монетой. Он был молод, и азарт битвы с моржами еще туманил его мозг и застилал глаза прихлынувшей кровью. А главное, он не мог представить себе: такая завидная добыча уже не его. Но особенно было невыносимо от мысли, что она уже не радость ему, а зло, что моржовые клыки теперь тяжкая, неопровержимая улика. И во всем виноват вот этот сухой, уже пожилой человек с седыми висками, с орлиным носом и неумолимым взглядом. И не сдержал себя молодой браконьер, вскинул винтовку и выстрелил. И рухнул инспектор, сраженный пулей в упор.
Мария любовалась горячим озером, на которое привел ее Ялмар. Дымилось озеро, местами бурлило, словно кипяток. Мария попробовала воду рукою.
— Как раз горяча настолько, чтобы купаться, — сказал Ялмар, снимая куртку. — Я купался здесь даже зимою. Раздевайся.
Внимательно оглядевшись вокруг, Мария принялась расстегивать куртку и вдруг замерла: со стороны моря доносились выстрелы.
— Обычное дело, здесь стреляют с пятилетнего возраста. Эти люди не только оленеводы, но и отменные охотники, — пояснил Ялмар, продолжая раздеваться. — Ну, смелее!
Присев на берегу, Мария вслушивалась в выстрелы. Все тревожнее становилось от них. Тем более что было от чего гнездиться тревоге в душе Марии. Вспомнилось другое озеро там, дома, в окрестностях столицы, у которого любила отдыхать Мария.
В один из солнечных дней Мария сидела под сосной, погруженная в какое-то странное состояние полудремы, полумечты, полувоспоминания. На противоположном берегу озера, в буйных зарослях леса закуковала кукушка. И сердце Марии вдруг как бы накололось на острую иглу безотчетной тоски и тревоги. Ей даже почудилось, что в камышах озера кто-то осторожно крадется именно к ней. Вот сейчас раздвинутся камыши и...
Странно, бывает же такое предвосхищение событий: камыши действительно раздвинулись, показался нос лодки, а через мгновение предстал взору Марии мужчина, одетый только в шорты. Бритоголовый, тучный, густо заросший золотистым курчавым волосом, с короткими сильными ногами, он был похож на краба.
Вытащив нос лодки на берег, незнакомец медленно подошел к Марии. Он, видимо, оказался из тех людей, которых не мучает неказистость, наоборот, такие порой умудряются внушить, что именно в этом их безусловное достоинство: настоящий мужчина должен быть сплетенным из немыслимых узлов, завязанных самим дьяволом. Нагловатые глаза бритоголового были умны, улыбчивы, и взгляд их прежде всего говорил о том, что человек этот знает себе цену. Слегка поклонившись, незнакомец сказал по-английски:
— Извините, Мария, за мою бесцеремонность. Это идет оттого, что я не привык зря тратить время. Я знаю, что вы владеете норвежским, исландским, датским, финским, немецким, французским и, к моему счастью, английским...
— Что вам угодно? — сдержанно спросила Мария, медленно снимая очки-светофильтры. — И откуда вы меня знаете?