— Это, конечно, уже философия. — Гонзаг старался внушить впечатление солидной беспристрастности. — Но ведь человечество испокон веков пользуется богатствами недр. Извините, мне даже как-то неловко говорить такие элементарные вещи...
— А вы заметили, как в наш век элементарные вещи вдруг начинают порой превращаться в непостижимо сложные?
— Ну берегитесь! — не без злорадства загудел Томас Берг. — Теперь он душу из вас вытрясет!
— Было понятно, что надо строить шахты, — продолжал Ялмар, выбирая кусок мяса, но так и не выбрал. — И не заметило человечество, как постепенно стало вместе с шахтами копать себе могилу. Нет, я не против шахт, однако я против могилы. Но как уловить ту грань, когда шахта еще шахта, а когда она уже превращается в могилу? Как остановить тех, кто земной шар представляет себе не более чем наполовину уже опорожненной консервной банкой? И ведь неправда, что каждый камень вам дорог. Все это лишь риторика, в которой понаторели сильные мира сего...
— А вы в чем понаторели?
Ялмар, наконец выбрав кусок мяса, протянул его Марии, спросил извинительно:
— Скучно тебе?
— Не могу избавиться от страшной картины... Я о гибели инспектора.
Крепко зажмурившись, Ялмар покрутил головой и снова налил себе виски.
— Погиб человек, который и этот остров считал одним из уголков нашего благословенного дома. Я кое-что писал о Хольмере, а теперь вижу, как мало сказал о нем... — Повернувшись к Гонзагу, Ялмар как бы прикидывал, стоит ли тут распространяться, и все-таки не выдержал искушения. — А для вас остров этот всего лишь свалка на задворках, в которой нелишне покопаться, авось что-нибудь найдется. Но ужас еще и в том, что вы и такие, как вы, все, все вокруг себя превращаете в свалку. Дым из труб в небо, как в свалку. Грязь из трюмов супертанкеров, а то и нефть после катастрофы в море, как в свалку. Отходы из дьявольских реакторов атомных или химических котлов, из бактериологических инкубаторов в землю, в море, как в свалку. И становится земной шар сплошной свалкой, где может произойти самоуничтожение.
— Предчувствие всемирной катастрофы, — мрачно усмехаясь, сказал Гонзаг. И неожиданно признался: — Я сам этого боюсь...
— Вот, вот, боитесь! — вскричал Томас Берг. — Какое-то повальное безумие! Я уже о другом... Все, все боятся, что земной шарик стал пороховой бочкой... более того, сплошной ядерной бомбой. Боятся! И от страха усердно заряжают его еще более разрушительной силой. Ну давайте... давайте допустим, что одна из враждующих сторон сумела взорвать дьявольские заряды, поражая вторую. Допустим, что вторая сторона даже не сумела ни одним выстрелом ответить. Что произойдет дальше?
Томас Берг поднес руки к горлу, сделав вид, что задыхается.
— А дальше произойдет то, что даже ослу понятно. Завтра же откинут копыта и те, кто решился на ядерный удар. Чем они будут дышать? Стронцием. Что они будут жрать, пить? Стронций. Чем они будут, извините, мочиться? Стронцием. Кого они будут завтра рожать, если вообще окажутся способными на это? Безруких, безногих уродцев о двух головах, но ни в одной из них не будет рассудка. Ослу страшные эти вещи понятны, а людям, облеченным властью, ответственностью перед человечеством, непонятны...
Старцы внимали каждому слову Гедды, которая поясняла им, о чем идет спор.
— О, неужели люди будут рожать уродцев? — спросил Брат кита, изумленно вскидывая брови. — Две головы, но ни в одной рассудка...
— Я хотел бы знать... насколько эта страшная весть выдерживает силу здравого мнения? — задал вопрос Брат совы и внимательно оглядел мудрецов.
— Мне примерно о том же говорил колдун, — сказал Брат гагары, принимая от Брата совы трубку. — Однажды я поднялся к нему в горы, увидев костер, и был не рад его размышлениям. Мне казалось, что ни одно слово его не может выдержат силы здравого мнения. А теперь похоже, что слова гостей подтверждают правоту колдуна... Послушаем еще, о чем они спорят.
Старик направил тревожный взгляд на Гедду, молчаливо увещевая ее быть предельно внимательной: ведь там, у костра, кажется, речь идет ни много ни мало о жизни и смерти всего рода людского если не в нынешнем, то в завтрашнем поколении. О том говорил и колдун.
— Сейчас нет ни одного дома, ни одной семьи, где предстоит такое событие, как роды, чтобы не пришло жуткое на ум: а вдруг...
Мария крепко схватила руку старика Берга, как бы умоляя не заканчивать фразу. Тот неестественно вытянулся, медленно перевел взгляд на сына. Ялмар осторожно обхватил Марию за плечи, близко заглянул ей в глаза, переполненные страхом.