— Ты знаешь, что обычай запрещает людям нашего племени посещать Город. Таркинай делал исключение лишь для меня, ибо я знаком с вашими обычаями и всегда выполнял роль посредника. Но сегодня, когда судьба возложила на мои плечи бремя власти, я решил представить вам Ярла. Отныне он будет нашим посланником.
— Очень рада, — улыбнулась Налла, не сводя томного взгляда с насупившегося младшего сына своего бывшего мужа.
— Позволь также чужеземцу занять место подле тебя, — продолжал Лисий Хвост, — он явился из Внешнего Мира и сможет потешить хозяйку пиршества рассказами об удивительных странах, где испытал немало приключений.
— О! — воскликнула женщина. — Так Внешний Мир существует, это не сказки? Присаживайся, почтенный, я хочу тебя слушать.
И Дагеклану пришлось занимать Наллу рассказами о своих похождениях, что рыцарь на сей раз проделывал без особой охоты, памятуя о конечной цели, и не в силах до конца принять ее своим благородным сердцем.
Тем временем Мажик вдруг вспомнил, что собирался прикинуться опочившим, дабы выслушать хвалебные оды своих подданных, и тут же осерчал на Дукария Аскилту.
— Не мог их раньше привести, — просипел он, багровея, — перебил меня на самом интересном. А ну, ляг у ног моих, будешь получать затрещины, пока не помилую.
Аскилта что-то забубнил себе под нос, но покорно растянулся на шелковом ложе, подставив своему повелителю здоровую шею. Мажик несильно шлепнул юнца по загривку, хлебнул вина и вдруг закричал тонким голосом:
— Не слышали, что ли? Ваш господин умер, а вы все пьянствуете!
Слуги оставили свои сачки, подхватили стоявшие у колонн серебряные лохани и принялись поливать пирующих водой. Иным подавали круглые чащи, куда ругорумы опорожняли желудки при помощи перьевых кисточек, коими щекотали себе горло. Запах возник ужасающий, но рабы в коричневых рубахах быстро убрали чаши и принялись разбрасывать повсюду пригоршни цветов и каких-то ароматных зерен.
Из-за ближайшего стола встал, покачиваясь, пышно — телый мужчина средних лет в голубой тунике и оранжевом плаще. Он поднял дрожащей рукой кубок, ут — робно рыгнул и возгласил:
— Восседающий у трона богов, славься! Отец наш премудрый, мыслью резвый, телом прекрасный, пусть я золотой монеты в глаза не увижу, если ежеминутно ног под собой не чую, лицезря тебя в добром здравии…
Его, видно, слишком поздно окатили водой — речь была явно невпопад.
— Ты спятил, — возмутился Мажик, — кто так говорит о мертвых? Ты, хоть и Сервират, а дурак. Гоните его в шею!
Несколько дюжих молодцев в коричневых рубахах накинулись на несчастного и, колотя короткими дубинками без всякого почтения, вытолкали из залы.
— О повелитель, — заголосила какая-то дама, — горе нам, горе! Забери меня с собой в Небесный Ковчег, не забудь свою Юлию Илалию, цветок ночи, чьи ланита, как маков цвет, чьи уста, как лепестки розы…
— Что же это ты, негодница, себя-то прославляешь? — прервал ее толстый повелитель. — Вон!
Незадачливую Юлию вытолкали взашей столь же бесцеремонно, как и предыдущего оратора, правда, рабы лупили ее дубинками исключительно пониже спины, отчего Илалия сладострастно повизгивала.
— Увы нам, ничтожным! — полнилась зала нестройными воплями. — О, сколь жалок человеческий удел! Был у нас господин, да нету. Вот и мы все так помрем, едва час настанет! Будем же жить хорошо, други, пока живется!
— Никто не может достойно помянуть своего господина, — одышливо застрадал Мажик, — вот и твори добро. А как помрешь…
— …Так в яме и сгниешь, — закончила Налла неожиданно. — Какой еще Небесный Ковчег? Черви тебя сожрут, если не побрезгуют.
Дагеклан ждал вспышки гнева, но толстый повелитель ругорумов опустил набрякшие веки и лишь просипел с натугой:
— Змея… Змею пригрел на груди своей…
— На груди! Да я к твоим жирным телесам не прикоснусь под страхом смерти!
— Позволь я скажу, — прервал нежданную перепалку Мидгар. — Если ты умер, о вождь, то хорошо сохранился. Ей же ей, нашим жрецам пришлось изрядно повозиться, чтобы Таркинай смог уйти на Ледяные Поля в достойном виде, а ты — как живой. Великое чудо.
— Да, — сказал Мажик, — хм…
Он явно не знал, как оценить слова руга.
Тут затрубили трубы, в залу вошли литаврщики, цимбалисты, дудочники, и музыка заглушила все прочие звуки, избавив толстяка от необходимости ворочать заплывшими мозгами.