— А! — тонко выкрикнул молодой стражник. — Демоны! Демонов ты, дядя, накликал!
Вислоусый ничего не успел сказать в свое оправдание: страшная парочка стрелой ринулась вниз, раздался треск разрываемой ткани, повозку тряхнуло так, что стражники кубарем покатились с козел. Две старые клячи, впряженные в арестантскую колесницу, присели на задние ноги, испуганно заржали, но, ввиду полной немощности, остались стоять на месте.
— Вот те на! — раздался из-под обрывков матерчатого навеса веселый женский голос. — Стоит только отпустить поводья, и греха не оберешься. Вы живы ли, месьор рыцарь?
— Жив, — отвечал неведомый месьор. — Но, кажется, здесь имеется узник. И он в беспамятстве.
— Узник! Гонимый и униженный, беспомощный и сирый… Теперь я понимаю, отчего вас понесло вниз. Долг рыцаря помогать страждущим. Я, признаться, намеревалась приземлиться поближе к центру.
— Вы намеревались также оставить в покое несчастную Абегальду и меня по прибытии в Тарантию. Можно ли доверять вашему слову, госпожа Ишшу?
Ответ прозвучал обиженно:
— Значит, месьор Дагеклан, если я элементал, так мне уж и верить необязательно? Где, хвост нергалий, ваша галантность? Не забывайте, что я все же дама!
Стражники сидели на мостовой, вылупив глаза и не в силах ни закричать, ни пуститься наутек. Младший судорожно икал, десятский кусал ус, собирая остатки мужества.
— Я обещала оставить вас в покое, когда подыщу достойную замену, — сказал женский голос в повозке. — А в кого прикажете вселяться, в этих олухов?
Тут дверь ближайшего дома отворилась, и на улице показалась толстушка в шуршащих юбках, державшая за недоуздок маленького и весьма потертого серого ослика. Девица сия торопилась на праздник и опрометчиво решила скостить дорогу, пройдя через улицу Роз, на которую в иное время ее не заманили бы и горстью золотых. Порешив, что на время торжеств улица Роз, как водится, будет свободна от страшных черных повозок, она открыла всегда запертую парадную дверь своего жилища и оказалась посреди событий удивительных и весьма жутких.
— Ага! — вскричала госпожа Ишшу голосом Абегальды. — Вот эта мне нравится!
Месьор Железная Рука едва успел подхватить обмякшее тело дочери Эзра: огненная искра вылетала из ее полуоткрытого рта и устремилась к застывшей на месте тарантийке. Миг — и толстушка пустилась в пляс, высоко подкидывая юбки и обнажая розовый и весьма аппетитный зад.
— Измена! — прохрипел усатый десятский, поднимаясь на ноги. — Измена! К оружию!
Его подчиненный остался сидеть, пренебрегая воинским долгом и все еще икая. Розовые ягодицы нежданной плясуньи мелькали у него перед глазами, вызывая тягостное головокружение.
Вислоусый, выставив вперед алебарду, побежал к владелице ослика, явно намереваясь зарубить ее на месте.
Он был уже в двух шагах от толстухи, когда вихрь ослепительных искр пронесся снизу по улице Роз. Стражник разинул рот, позабыв о своем оружии, и застыл на месте.
— О! — завопила толстуха тонким голосам. — О, други мои и подружки! Сюда, бестелесные! Вот осел, вот второй, с усами, вот юноша бледный с безумным взором! Располагайтесь, любезные!
Сноп искр распался: две влетели в разинутые рты стражников, одна исчезла в ослином ухе, остальные поднялись смерчем и исчезли в свете разгорающегося утра.
И начался танец, столь же невиданный, сколь и пугающий. Толстая тарантийка, одержимая госпожой Ишшу, закинула юбки на голову и выделывала умопомрачительные кренделя. Стражники отплясывали срамной народный танец нак-нак, за который сами же еще вчера хватали игрецов на рыночной площади. Не отставал от общего веселья и длинноухий ослик: встав на задние ноги, он выбивал копытами дробь, которой позавидовали бы и королевские барабанщики.
— Ах, месьор, — прошептала освобожденная дама Абегальда, — наконец я в ваших объятиях!
Не разделяя ее восторгов, рыцарь поплотнее укутал немедийку в попону. Он мучительно размышлял, что же следует предпринять в сложившемся положении.
Сомнения его быстро разрешились: хохоча и тыча друг дружку под ребра, стражники полезли на козлы. Толстуха уместилась между ними, во все горло распевая какую-то бодрую песню без слов. Ослик, приняв положение, более подобающее четвероногому, засеменил вниз по улице, то и дело заговорщицки оглядываясь на сивых лошадок через плечо.
— Агей-агу, веселись, народ! — завопил десятский, нахлестывая упряжку. — Покажем плотникам, что такое стропила!