— Вовремя вы успели, — сказал Николай подъехавшему леснику. Петр Ильич отстегнул лыжи и подбежал к племяннику:
— Жив, Сашок?
— Жив, — улыбнулся Поборцев–младший, хотя улыбка стоила огромного усилия. Залитая кровью грудь жутко болела. Смартфон, принявший на себя выстрел Курмаева, разлетелся вдребезги, но все же смягчил удар пули. — Ты, как всегда, вовремя.
— Поборцевы своих не бросают, — веско произнес дядька.
— А–а-а! Помогите! — из‑за полыхавшего вертолета раздался чей‑то слабый крик. Лесник с Вожаковым переглянулись и побежали туда.
Рядом с горящей машиной в снегу шевелилась дымящаяся масса. Видно, при взрыве человека вышвырнуло из вертолета, и он чудом остался жив. Подойти из‑за сильного жара было нелегко, но Николай решился и сделал рывок навстречу пламени. Он ухватил лежащего ничком раненого за остатки обгорелой одежды и потащил, чувствуя, что вот–вот вспыхнут волосы.
Человек обгорел, и на его лицо, обезображенное пламенем, было страшно смотреть. Но Вожаков узнал его по высокому росту. Это был командир отряда Курмаева, тот верзила, что бил сначала его, а потом Поборцева.
— Помогите! — прохрипел он. — Унесите меня отсюда…
— У нас больницы нет, — проронил лесник.
— Вы не понимаете… — каждое слово давалось человеку с огромным усилием. Сожженное до мяса лицо шевелилось, выплевывая кровь и слова. — Через двадцать минут… по городу будет… удар…
— Что?! — переспросил Вожаков, но ответа не дождался. Раненый потерял сознание. Изо рта его хлынула кровь, и он обмяк. Николай поднялся совершенно ошеломленный.
— По городу будет удар! — повторил он, обращаясь к леснику. — Через двадцать минут! Наверно, через двадцать минут после взлета… Сколько прошло времени?
Лесник молча покачал головой. Он не видел крушения вертолета и тем более не смотрел на часы.
— Беги по домам! — крикнул ему Николай. — Надо всех выводить из города!
— В лесу не скрыться! — возразил Петр Ильич. — Можем не успеть.
— Все равно надо уходить, хоть куда!
Лесник на секунду задумался:
— Под складами на Горьковской есть хорошие подвалы! Глубокие! Туда надо!
— Хорошо, беги, собирай всех, я сейчас! — Николай бросился к Свете, склонившейся над Поборцевым.
— Поднимайся, поднимайся! — он подбежал и резко вздернул на себя Алекса так, что он застонал от боли.
— Ты что делаешь, Коля? — возмутилась Света. — Его нельзя так…
— Быстрее бежим, город будут бомбить! — он потащил Поборцева к домам.
— Как бомбить? — не поняла Света. Она подстроилась к шагу Вожакова и закинула вторую руку Алекса себе на плечо, помогая нести раненого.
— Что значит «бомбить»? — переспросил Алекс. В голове не укладывалось, что Дымов могут бомбить. Зачем? — Кто тебе это сказал?
— Раненый солдат. Сказал, что по городу будет удар через двадцать минут после взлета!
— Отпустите меня, — потребовал Поборцев. — Сам дойду. Куда идти?
— На Горьковскую, к складам! — прокричал, убегая, Вожаков. — Туда бегите!
Николай бросился к домам. Хорошо, что дымовцы жили кучно: практически все жители обитали в трех домах, отапливаемых одной котельной. Собрать людей по всему городу было бы нереально, а так у них был шанс. Он забежал в свой дом, стуча в каждую квартиру и, что есть сил, кричал на лестнице:
— Все вниз! Быстрее! В бомбоубежище! Быстрее!!
Петр Ильич оповестил остальные два дома, и жители бегом побежали к складам на Горьковской. Вооруженный топором Влад сшиб замок с массивной железной двери, и люди пестрой лентой потекли вниз, в подвал.
— Смотрите, никто не остался дома?! — спрашивал последних беженцев Вожаков. Он стоял на площадке перед складом, слыша, как в сумрачном небе приближался и нарастал шум самолетных двигателей. Не верилось, что такое возможно, что их маленький, затерянный в Сибири Дымов когда‑нибудь станут бомбить…
Что они сделали, в чем виноваты? На эти вопросы у него ответа не было, но низкий гул, накатившийся на город, не предвещал ничего хорошего. Он успел заметить стремительно приближавшийся самолет, и рука лесника с силой дернула его:
— Ты чего ждешь? Бомбы на голову?
Они забежали в полуподвальное помещение и вдоль бетонной стены бросились дальше. Свет проникал сюда через давно немытые крошечные окна, забранные решетками. Петр Ильич повлек Вожакова дальше, до еще одной двери со ступеньками вниз, в еще более глубокий подвал. Света там не было, окон, разумеется, тоже, лишь во тьме горели несколько зажигалок, освещая напряженные лица горожан и испуганные мордашки детей.