— Что за стишок?
— Пацанёнок сам сочинил, дурачился просто: «Вот стоит огромный дуб, у него огромный зуб. А дупло — большая пасть, можно прям туда упасть». Зарифмовано гладко, я бы так не сумел. Ну вот, я этот листок засунул под фотоэлементы, и машина стала соображать. В итоге распознала почти весь текст и вывела на экран — результат отличный, неожиданный совершенно. Раньше такого не было. Я, естественно, озадачился, а потом…
Джеф сбился и в затруднении пошевелил пальцами, подбирая формулировку. Продолжил с некоторой заминкой:
— Показалось, что воздух загустел, что ли, структурировался по-новому… Да, глупо звучит, согласен, но я не знаю, как ещё объяснить. Факт тот, что я это ощутил тогда и малость перепугался. Подумал — может, из-за грозы такое? Выскочил из подвала, глянул в окно, там молнии — одна за одной. Выстраиваются шеренгой буквально, с юга на север, как будто их меридиан притягивает. Сюрреализм…
— Ну-ну, и что дальше?
— Дальше как раз-таки — самый смак. Вернулся в подвал, а там у меня в углу стоял лист матового стекла. Ну, знаешь, из тех, что в двери вставляются. Остался ещё от прошлых хозяев. И вот гляжу — на этом стекле изображение проступает. Как в телевизоре, только лучше. Цветное, чёткое. Дуб с зубами.
— Чего-чего?
Поперхнувшись виски, я вытаращился на Джефа. Осклабившись, он кивнул:
— Вот и у меня была такая реакция, только ещё сильнее. Я даже думал, крыша у меня съехала. Но потом убедился — нет, всё реально. Дуб на стекле — примерно как из того стишка, что я скормил машине. Но именно что «примерно». Как будто этот стишок попался чокнутому художнику, который поизгалялся на всю катушку. Каждую складку прорисовал на коре, и листья, и пасть с зубами. На нормальный дуб это уже вообще не было похоже. Какой-то древесный монстр…
— М-да, могу представить.
— Но логику-то мне не отбило. Понятно ведь, что этот эффект с рисунком — из-за грозы. Насколько всё это бредово и фантастично — вопрос десятый, я его отложил на потом. Кинулся к столу, пока гроза не закончилась, вырвал из блокнота листок, написал на нём первое, что в голову пришло: «Старинная крепость на горе летом». Сунул листок, под фотоэлементы. Машина распознала фразу, вывела на экран, и я её сохранил, как отдельный файл. А на стекле появилось изображение. Та самая картинка, которую ты только что видел…
Несколько минут мы молчали. Я переваривал информацию, а Джеф, погрузившись в воспоминания, барабанил пальцами по столу. Наконец я заговорил:
— А позже, обдумав всё на свежую голову, как ты это интерпретировал? Нашёл объяснение тому, что произошло?
— Ну, чисто теоретически, — сказал Джеф, — нейронные сети в будущем смогут делать картинки по описанию — есть такие прогнозы. Но до этого уровня нам ещё — пахать и пахать, полвека как минимум… А машина в подвале — простенькая, она на такое, естественно, не способна. И если бы не гроза…
— Подожди, ты хочешь сказать, что гроза усилила твою технику? Но это, извини, выглядит ненаучной фантастикой…
— Это была не просто гроза, я думаю. Это был более масштабный феномен, а молнии шли довеском, как сопутствующий эффект.
— Что ты имеешь в виду? Что значит «более масштабный феномен»?
— Пока не знаю, — ответил Джеф. — Но обрати внимание — шторм распространялся строго вдоль линии смены даты, как по линейке. Вдоль сто восьмидесятого меридиана. Таких случайностей не бывает. А если вспомнить городские легенды…
— Насчёт того, что этот меридиан — магический? Ты серьёзно?
Джеф устало вздохнул и пожал плечами:
— Можешь предложить более рациональное объяснение? Непротиворечивое и научное? Давай, не стесняйся. С удовольствием выслушаю.
Я стушевался. Повисла пауза. Мы сидели на кухне, а за окном по улице проезжали машины. День продолжался.
— Ладно, — сказал я, чтобы прервать молчание, — я далёк от науки, умных гипотез у меня нет. А с коллегами ты консультировался?
— Нет. Сомневаюсь, что они в этом понимают больше меня. Решил продолжать работу, но уже с опорой на то, что произошло.
— Хочешь повторить тот эксперимент, если будет шторм?
— Не совсем, — сказал Джеф. — Не думаю, что в обозримом будущем гроза повторится. Я расспрашивал старожилов, они ничего подобного не припомнят. План у меня другой — и, надеюсь, ты мне поможешь.