Проскользил бы он еще не один год этаким неуловимым призраком из загребущих брачных уз, не вмешайся отец. И дело тут вовсе не в довольствии, коим не мог попрекнуть его батюшка, поскольку служба в императорской гвардии приносила хоть и не баснословные, но деньги. Так что обеспечить себе относительно безбедное существование Илас мог и сам. Все было гораздо сложнее и проще одновременно.
Помимо исключения из рода (на которое Илас плевать хотел) родитель мог и смерти пожелать своему непослушному дитяти, сдав его инквизиции как мракобесье отродье. И не то, чтобы молодой мужчина был магиком, нет, чернокнижным ведовством он не занимался. Но вот одна особенность его организма могла заинтересовать поборников хогановых заповедей: Илас ничем не болел. А однажды, упав в детстве на штырь, пропоровший живот насквозь, выжил. После того, как его, трехлетнего пацана, сняли со злополучного штыря ограды, рана, затянулась в момент, а рубца и вовсе, спустя пару клинов не осталось.
Двух слуг, бывших свидетелями сего действа мракобесьих сил (а как же иначе?, будь это хоганов дар проявился бы он во всем благолепии, с божественным сиянием и хирувимами, что сошли бы с небес и залечили оказию) были срочно отосланы в дальнее имение. Сам же Гронт крепко призадумался, но на всякий случай оставил отпрыска подле себя, под бдительным оком.
Сыну же, как тот подрос, Альяс во всех подробностях объяснил, что бабка Иласа с мракобесами зналась, не иначе, и что будет, узнай кто о его особом даре. Посему молодой человек в некоторых вопросах был крайне осторожен и щепетилен. На инквизиторской дыбе ему оказаться не хотелось, а препятствовать проявлению своего дара он не мог.
На границе в стычках Илас несколько раз вытаскивал арбалетные болты, прошивавшие грудь и живот насквозь. Благо свидетелей таких ранений не было, а когда и были, то оные молчали, руководствуясь принципом: пусть и с мракобесьим даром, а однополчанин, прикрывающий спину, чем Хогом благословенный неприятель, желающий отправить тебя к праотцам. Но чем ближе к столице, тем резче было неприятие «чернокнижных отродий» - тех, кто как-то отличался от большинства. В Урмисе могли за это если не казнить, то приговорить к ссылке уж точно.
Альяс–Гронт же, оценив размер приданого и выгоды, что сулил союз с родом Ренару решил оженить сына во что бы то ни стало. А если оный воспротивиться воле отца, что же принцип: «я тебя породил – я тебя и упокою» - еще никто не отменял. Поэтому, в случае отказа отец предупредил отпрыска, что сдаст его инквизиции. Илас знал своего родителя и его вспыльчивый норов, а умирать молодому гвардейцу не хотелось.
Мужчина, на лице которого в эти мгновенья не дрогнул ни один мускул мысленно стряхнул воспоминания, как мокрый пес воду, только головой не помотал и еще раз, внимательнее взглянул на симпатичную (не то чтобы неземная красавица, но отнюдь и не дурнушка) девушку и обдумывая ее ответ.
Незнакомка, которую он никак не ожидал увидеть в зале, была сопоставлена с имеющейся информацией и соотнесена с именем «Вассария». На его вопрос эта глупышка должна была представиться, ну как минимум подтвердить, что это она. Ну да, подтвердила, при этом повозив его носом по паркету. «Как смогла догадаться?» - мысль, раздражающая не хуже зубной боли вертелась в голове Иласа.
Вассария, желая окончательно добить визави, словно в насмешку положила один батистовый платочек на стол, произнеся при этом:
- След от слишком яркой помады на шее.
Положив второй платочек и припечатала:
- От Вас пахнет. И не только вином. От вас несетресторацией. Не очень дорогой, но все же.
И опустив третий платочек насмешливо добавила:
- Мел.
Илас скосил взгляд на рукава.
-Мел у Вас на лацкане. Так обычно бывает, когда играя, записываешь суммы ставок на сукне. Ну, и если бы вы проигрались, выглядели бы чуть иначе. Не было бы помады, был вы только перегар. Набелил и румян у вас бы просто денег не осталось.
И незатейливо развела руками.
Эта провинциальная выскочка вызывала у Иласа исключительно матерные чувства.
– Странная у вас сестрица манера - отвечать на все вопросы которые я НЕ задавал. – язвительно бросил блондин, насмешливо глядя на три батистовых платочка, так старательно разложенных Вассарией на столике.
Девушка разозлилась: «Да что этот сукин сын о себе возомнил!». У нее возникло желание размозжить о голову этого красавчика что-нибудь потяжелее, однако она ограничилась не менее язвительной фразой в тон:
- Вы для ответов специально яд у гадюк собираете?
- Нет, этого добра у меня самого навалом. Могу поделиться с сирыми и убогими, так сказать по родственному, задаром.
Илас же цинично оглядел девушку, как кобылу на торгу, пока Вассария придумывала достойный и главное литературный ответ. Хотя на язык у нее просились такие, у которых из цензурного – одни запятые. Ну да приличным фирремнам таких слов знать не положено, а произносить уж тем более.
Воспользовавшись заминкой, Илас прокомментировал увиденное:
- Да Вас я вижу мозг умными мыслями не балует…
«Спокойствие, спокойствие и бутылка валериановой настойки!» - Васса ощущала, что еще немного и «игральный фасад» затрещит по швам, обнажая ту бурь эмоций, что бушевала внутри девушки.
В это мгновенье на пороге появился слуга, приближения которого Вассария даже не услышала.
- Вас желает видеть его сиятельство граф Алияс-Гронт’ди Бертран – провозгласил камердинер. – Следуйте за мной.
Алияс-Гронт с утра был не в духе. Сегодня должны были прибыть его сын, Илас Бертран и падчерица – Вассария, увы, по опрометчивой глупости тоже Бертран. Ее мать и его законная супруга по совместительству сумела уговорить его сделать столь щедрый свадебный подарок – признать падчерицу графиней. И хоть виконтское отродье он не видел уже 11 лет, да и желания лицезреть ее и ныне не было, падчерица все же станет достаточно прибыльным прожектом.
Улрон Клест стар, препротивен и дьявольски умен. А еще пережил мракобесью дюжину жен. Это обстоятельство и было причиной того, что последние две его «нареченные» предпочли стать хогановыми невестами и уйти в монастырь, не прельстившись радостями столь короткой (в среднем пару месяцев) супружеской жизни. Ну подумаешь, две фьерры Клест упали, убившись насмерть – одна с лестницы, другая с замковой стены. Четыре перешли в мир иной по родильной горячки. Одна повесилась, троих заставили пойти по пути, из которого еще ни один не вернулся, странные и скоротечные болезни. В общем Улрон Клест ныне был единственным представителем некогда многочисленного и славного рода. И последние несколько лет исступленно мечтал о наследнике. Но вот оказия – почему-то девицы знатных родов, благонравные и способные одарить его долгожданным чадом не горели желанием одеть на шею брачную цепочку.Помог Улрону в столь щекотливом деле его давний нет, не друг (чем больше власти, тем призрачнее не то что дружба, а даже приятельские отношения), а задолжавший ему услугу великий инквизитор. Он-то и предложил Алияс-Гронту в обмен на руку его падчерицы свою милость и расположение.
Поэтому сейчас граф Бертран выл взволнован. Вассария – не его сын. Единственное, чем он может ей угрожать – отречением от рода и монастырем. Но ведь эта дура и стать хогановой невестой может согласиться, кто их девок-дурех знает?
С Иласом в этом плане было проще.
А этой надо будет доказать, убедить, чтобы дура не подалась в монастырь.