- Да, - штурмбаннфюрер пригубил рюмку, - у нас уже были донесения, что русские применяют такую тактику, но нам казалось это от отчаяния. В Севастополе, особенно морякам удавались такие атаки. Они вместо касок, одевали свои смешные шапочки с лентами, зачем-то закусывали их зубами, и эти полосатые рубашки - «морская душа» или «тельники». Практически всегда такие атаки доходили до рукопашных, сопровождались большими потерями для обеих сторон и очень давили на наши войска морально.
- Не знаю как моряки, но мы ходили в штыковые не от отчаяния, хотя и были моменты очень серьезные. Мы стремились сойтись с врагом врукопашную еще почему? Дроздовский довел умение владеть штыком в дивизии до совершенства. Командиры рот, батальонов должны были фехтовать штыком один против пятерых и побеждать! Я не говорю уже о солдатах, те и против конницы со штыком управлялись. Как-то под Екатеринославом на нас бросилась одна из групп Первой конной армии господина Буденного. Да, да того самого. Сейчас он генерал какой-то большой. Так вот, отбиваем мы атаку за атакой, а внутри пустота. Пеший дозор был впереди, вот конница через них и прошла, только в одном месте лава как бы отпрыгивала от чего-то … думали все, порубили дозор. Отбили мы тогда это наступление, пошли собирать трофеи, а из травы встает дозор. Все в кровище с ног до головы. Больше двух десятков конных … одними штыками запороли и даже не ранены. А было их не более десяти. Такая вот выучка была у рядовых в Дроздовской дивизии.
- Да, я отвлекся. Штыковая атака, майор, это тонкий расчет. Пока на нервах пулеметчик мажет, мы рвали дистанцию, выходя из-под огня, вплотную к противнику. Пулеметчики начинают менять прицел, а вы ж знаете, на станковых пулеметах рассеивание в глубину постоянное. Так вот на «Максимах» для изменения прицела нужно подкрутить специальный винт. Вроде и недолго совсем, но пулеметы-то в это время молчат, а на тебя накатывают, да еще строевым, да еще с песней, да когда один равен пятерым … Паника! Бегство! Эх, майор! Давайте, еще по одной. Уважьте старого солдата, налейте сами. Воспоминания накатили, руки дрожат.
- Конечно, полковник. Конечно. Я вас понимаю. - штурмбаннфюрер стал наливать рюмки.
Полковник махнул разом до дна и резко выдохнул:
- А вы видели в деле кавалерийский эскадрон, майор?
- Я видел в сорок первом атаку казаков под Москвой. Это ужасно. Наши стреляли как сумасшедшие, но по-моему так никого и не убили.
- Какие сейчас казаки? Я Вам рассказывал про выучку пехотинцев. А какие были у нас кавалеристы! Генерал Бабиев, например. Семнадцать ранений, правая рука после ранения сведена, а он в сечу, впереди всех. Левой рукой рубился, зубами поводья держал! А генерал Барбович? У Вас много генералов, майор, которые получили штыковую рану в бою? А Барбович получил, и из боя не вышел. Зажал рану и только полотенца менял, все боем командовал. А Манштейн? Мальчик ведь совсем, остался без правой руки. Так вот зажмет в левой руке револьвер и в атаку. А это все офицеры лично общавшиеся с Дроздовским. Манштейн - вообще воспитанник, с капитанов до генерала дослужился в дивизии. Все они соединяли в себе безупречную офицерскую честь и высочайшее воинское умение. Я многое повидал на своем веку, все-таки почти пятнадцать лет непрерывных боев, но одну кавалерийскую атаку помню до сих пор. Представляете, в чистом поле вдруг перед нами оказывается батарея пушек, заряженных шрапнелью? Атаковать пехотой? Самоубийство! Атаковать конницей? А ее всего-то полусотня. В лоб пойдут — одним залпом положат, а обойти - людей не хватит. Стоим затылок чешем, ситуация безвыходная. Подъезжает сотник, и так с ухмылкой: