- Зачем ты мне все это говоришь?
звенящим голосом спросила я.
- Противно слушать твои россказни
о том, какие они безобидные. Они
загрызли моего брата. А знаешь что?
Конец этому безобразию. Сегодня.
Изабел хлопнула по парте перед моим
носом. — Все.
Не успела она развернуться, как я
схватила ее за запястье; в руке у меня
очутилась куча дорогах браслетов.
- Что ты имеешь в виду?
Изабел посмотрела на мою ладонь у
себя на запястье, но руку не вырвала.
Она хотела, чтобы я задала этот вопрос.
— То, что произошло с Джеком, больше
не повторится. Волков уже уничтожают.
Сейчас. В эту самую минуту.
Она выдернула руку из моих
ослабевших пальцев и скрылась за
дверью.
Какое-то время я сидела за партой
с пылающими щеками, пытаясь
разложить ее слова на составляющие
и вновь собрать их в единое целое,
а потом вскочила с места с такой
скоростью, что конспекты разлетелись
в разные стороны, точно вспугнутые
птицы. Я оставила их лежать на полу и
бросилась к машине.
К тому моменту, когда очутилась за
рулем, я совершенно запыхалась;
слова Изабел продолжали звучать
у меня в ушах. Я никогда не
считала волков беззащитными,
но едва мне представилось, на что способен захолустный прокурор
и махровый эгоист вроде Тома
Калпепера, подхлестываемый долго
сдерживаемыми горем и яростью и
вдобавок богатый и влиятельный,
как я осознала угрожающую стае
чудовищную опасность.
Я вставила ключ в зажигание, и
машина неохотно ожила. Я смотрела
на желтую вереницу школьных
автобусов у обочины и стайки шумных
школьников, которые все еще толклись
на тротуаре, а видела белые березы за
нашим домом. Неужели волков начали
отстреливать? Сейчас, в эту самую
минуту?
Мне необходимо было попасть домой.
Нога у меня дрогнула на педали
сцепления, и двигатель заглох.
— Черт, — выругалась я и огляделась
по сторонам, чтобы посмотреть, много
ли народу видело, как моя машина
позорно заглохла. Конечно, в последнее
время, когда начал барахлить датчик
температуры, машина у меня глохла
на ровном месте, но обычно мне все
же удавалось победить зажигание и
выехать на дорогу, не подставляясь под
насмешки. Я закусила губу, взяла себя в
руки и завела мотор заново.
Домой из школы можно было добраться
двумя путями. Один был короче, зато
включал в себя несколько светофоров
и знаков остановки — непреодолимых
для меня сейчас, я была слишком на
взводе, чтобы отвлекаться на машину. У
меня не было времени стоять, выжидая
разрешающего сигнала. Другой
маршрут был несколько длиннее,
зато знаков остановки на нем было
всего два. Вдобавок он пролегал вдоль
Пограничного леса, где обитали волки.
Я гнала машину вперед, а внутри у меня
все ходуном ходило от напряжения.
Мотор зловеще зарычал. Я взглянула
на приборы: двигатель начал
перегреваться. Чертова колымага! Если
бы отец отвез меня в автосалон, а не
продолжал кормить обещаниями!
Небо на горизонте окрасилось
сверкающим багрянцем, отчего
перистые облака над деревьями
стали походить на кровоподтеки; стук
сердца эхом отдавался в ушах, по коже
разбегались колючие электрические
мурашки. Каждая моя клеточка
кричала: что-то не так. Я не понимала,
что беспокоит меня сильнее всего: то
ли нервы, от которых у меня тряслись
руки, то ли желание оскалить зубы и
драться.
Далеко впереди показалась вереница
пикапов, припаркованных у обочины.
Их аварийные огни мигали в
скудеющем свете, время от времени
выхватывая из полумрака ближайший
к дороге кусок леса. Рядом с последним
фургоном стоял человек, держа в
руках что-то непонятное, что я с такого
расстояния не могла распознать. К горлу
снова подступила волна тошноты, я на
миг отпустила педаль газа, и машина,
чихнув, заглохла. Повисла зловещая
тишина.
Я повернула ключ, но руки у меня
тряслись, а датчик нагрева подмигивал
красным индикатором, и двигатель под
капотом взревел, но так и не завелся.
Надо было съездить в автосалон самой.
У меня ведь была отцовская чековая
книжка.