Вообще-то следовало сказать «он был
прикольный». Я не знал точно, был
ли это последний его год или в запасе
у него оставалось еще одно лето. Мне
вспомнился его смех, похожий на
карканье стаи вспугнутых ворон, и
то, как упорно он цеплялся за свой
немецкий акцент, как будто боялся, что
без него перестанет быть Ульриком.
Тебе нехорошо? — испугалась Грейс.
Я покачал головой, глядя на волков на
фотографиях; с точки зрения человека,
они казались самыми обычными
животными. Моя семья. Я. Мое будущее.
Эти фотографии каким-то образом
размыли ту грань, которую я пока что
не готов был переступить.
Грейс обняла меня за плечи, прижалась
щекой, пытаясь утешить, хотя,
наверное, даже не понимала, что меня
тревожит.
- Как бы мне хотелось, — сказал я, –
чтобы ты могла познакомиться с ними в
их человеческом обличье.
Я не знал, как объяснить ей, какое
огромное место они занимают в моей
жизни, их голоса и лица в человеческом
облике, их запахи и силуэты
в волчьем. Каким потерянным
чувствовал я себя сейчас, единственный
из всех в человечьей шкуре.
— Расскажи мне о них, — попросила
Грейс; она стояла, уткнувшись лицом в
мое плечо, и голос ее прозвучал глухо.
Я погрузился в воспоминания.
- Когда мне было восемь, Бек стал
учить меня охотиться. Я ненавидел это
занятие.
Мне вспомнилось, как я стоял в
гостиной у Бека и смотрел на первые
обледенелые сучья, блестящие и
переливающиеся на утреннем солнце.
Двор казался мне чужой планетой,
полной опасностей.
- Почему? — спросила Грейс.
- Я не любил вида крови. Мне не
нравилось обижать других. Мне было
восемь.
В моих воспоминаниях
маленький, жилистый, простодушный.
Все предыдущее лето я наивно полагал,
что этой зимой, с Беком, все будет
по-другому, что я не превращусь в волка
и буду до скончания века питаться
яйцами, которые варил мне Бек. Но
когда ночи стали холоднее и даже
после самой короткой вылазки на
улицу мышцы у меня сводила дрожь,
я понял, что очень скоро превращение
неизбежно произойдет, да и Бек будет
варить мне яйца немногим дольше. Но
это не означало, что такая перспектива
вызывала у меня радость.
Но зачем надо было охотиться?
спросила Грейс со своей всегдашней
логикой. — Почему нельзя было
оставить себе еду на улице?
- Ха. Я задал Беку тот же самый
вопрос, и Ульрик сказал: «Ја, и енотам с
опоссумами тоже?»
Грейс рассмеялась; моя жалкая пародия
на немецкий акцент ужасно ей
понравилась.
Автор приостановил выкладку новых эпизодов