«Прошу тебя, не уходи».
Сэм отпустил меня и раскинул руки, одной вцепившись в приборную панель, а другой — в спинку сиденья. Он склонил голову, и у меня на глазах по его плечам пробежала волна дрожи. Я смотрела на безмолвную агонию превращения, пока негромкий душераздирающий вскрик не сказал мне, что он утратил свою человеческую суть.
Глава 53
Сэм
33 °F
погружаюсь в зыбкую тьму
руки к тебе тяну
ледяная тоска меня поглощает
хрупкая эта любовь
просто способ
сказать
прощай
Глава 54
Грейс
32 °F
Когда приехали парамедики, я сидела, сжавшись в комочек на пассажирском сиденье под ворохом курток и закрыв лицо руками.
— Мисс, как вы себя чувствуете?
Я ничего не ответила, лишь положила руки на колени и стала смотреть на пальцы, залитые слезами вперемешку с кровью.
— Мисс, вы одна?
Я кивнула.
Глава 55
Сэм
32 °F
Я следил за ней, как следил всегда.
Мысли были смутные и трудноуловимые, слабые запахи, принесенные ледяным ветром откуда-то из далекого далека.
Она сидела на опушке леса у качелей, сжавшись в комочек, пока от холода ее не начинало трясти, но и тогда она не уходила. Я долго не мог понять, что она делает.
Я следил за ней. Мне хотелось подойти к ней, хотя инстинкты восставали против этого. Эта тяга породила мысль, а та, в свою очередь, воскресила воспоминание о золотом лесе, о днях, проплывающих мимо меня и осыпающихся наземь, о днях, смятым ворохом устилающих землю.
Тогда-то я понял, что она делает на опушке, съежившись и дрожа от лютого холода. Она ждала — ждала, чтобы холод преобразил ее. Наверное, тот незнакомый запах, который я улавливал, был запах надежды.
Она надеялась, что изменится, и я надеялся, что изменюсь; мы оба стремились к тому, что было для нас недостижимо.
В конце концов двор накрыли сумерки, и тени стали удлиняться, выползать из леса, пока не заполонили весь мир.
Я следил за ней.
Дверь открылась. Я попятился во тьму. Из дома вышел мужчина и заставил девушку подняться с земли. Свет из дома отразился от замерзших дорожек на ее щеках.
Я следил за ней. Без нее смутные мысли расползлись. Когда она исчезла в доме, осталась только тоска.
Глава 56
Грейс
34 °F
Хуже всего был их вой.
Дни были кошмаром, но по ночам мне было еще тяжелее; днем я лишь апатично готовилась каким-то образом пережить еще одну ночь, наполненную их голосами. Я лежала в постели в обнимку с его подушкой, пока его запах не выветрился до последней капли. Я спала в его кресле в папином кабинете, пока оно не приняло мою форму вместо его. Я бродила по дому босиком, раздираемая горем, которое ни с кем не могла разделить.
Единственный человек, с которым я могла поделиться, Оливия, не отвечала на телефонные звонки, а моя машина — машина, о которой мне невыносимо было даже думать, — превратилась в никчемную груду металлолома.
Поэтому я сидела дома одна, час тянулся за часом, а за окном темнели неизменные голые деревья Пограничного леса.
Самой кошмарной была ночь, когда я услышала его вой. Первыми, как и в предыдущие три ночи, начали другие. Я съежилась в кожаном кресле в папином кабинете, уткнулась в последнюю оставшуюся у меня футболку, пахнувшую Сэмом, и стала уговаривать себя, что это всего лишь запись волчьего воя, а не настоящие волки. Не настоящие люди. А потом, впервые за все время после аварии, я услышала, как в волчий хор вплелся его голос.
Мое сердце рвалось на части, потому что я слышала его голос. Голоса остальных волков сплетались в протяжную песнь, нежную и скорбную, но я слышала одного лишь Сэма. Его голос дрожал, то возвышаясь, то мучительно затихая.
Я долго слушала этот вой. Я молилась, чтобы они перестали, чтобы оставили меня в покое, но в то же самое время отчаянно боялась, что они умолкнут. Когда затихли голоса остальных, Сэм еще долго продолжал выть, негромко и протяжно.
Когда он наконец умолк, ночь показалась мне мертвой.
Сидеть на одном месте было невыносимо. Я встала и принялась расхаживать по кабинету, сжимая и разжимая кулаки. В конце концов я взяла гитару, на которой играл Сэм, и с криком грохнула ею о край папиного стола.
Когда из спальни прибежал папа, он обнаружил меня сидящей посреди моря щепок и лопнувших струн, как будто корабль с музыкой на борту разбился о скалистый берег.
Глава 57
Грейс
35 °F
Когда я впервые после аварии взяла телефон, шел снег. Невесомые изящные снежинки, словно цветочные лепестки, проплывали мимо черного квадрата моего окна. Я не стала бы отвечать на звонок, но это был тот самый единственный человек, с которым я пыталась связаться с самой аварии.
— Оливия?
— Г-грейс?
Я едва узнала голос Оливии. Она рыдала.
— Тише, Оливия... что случилось?
Вопрос был глупый. Я и так знала, что с ней случилось.
— П-помнишь, я сказала тебе, что знаю про волков? — Она судорожно всхлипывала между словами. — Я тогда не рассказала тебе про больницу. Джек...
— Укусил тебя, — закончила я за нее.
— Да, — прорыдала Оливия. — Я думала, что ничего уже не случится, потому что время шло, а я чувствовала себя точно так же!
Я ощутила свинцовую тяжесть под ложечкой.
— Ты стала оборотнем?
— Я... я не могу... не могу...
Я закрыла глаза, представляя себе эту сцену. Ох.
— Ты сейчас где?
— Н-на автобусной остановке. — Она шмыгнула носом. — Т-тут холодно.
— Ох, Оливия. Приезжай ко мне. Поживешь пока у меня. Мы со всем разберемся. Я приехала бы за тобой сама, но я без машины.
Оливия снова зарыдала.
Я поднялась и закрыла дверь своей спальни. Впрочем, мама и так меня не услышала бы; она была у себя наверху.
— Оливия, все нормально. Я не собираюсь падать в обморок. Я видела, как Сэм превратился в волка, и ничего, выжила. Я представляю, как это происходит. Успокойся, ладно? Я не могу за тобой приехать. Я без машины. Придется тебе самой сюда приехать.
Я успокаивала ее еще несколько минут, потом сказала, что, когда она приедет, дверь будет открыта. Впервые за все время после аварии я чувствовала себя ожившей.
Когда она приехала, заплаканная и растрепанная, я отправила ее в душ и принесла ей чистую одежду. Пока она стояла под горячей водой, я сидела на крышке унитаза.
— Я расскажу тебе мою историю, если ты расскажешь мне свою, — пообещала я ей. — Я хочу знать, когда Джек тебя укусил.
— Я говорила тебе, что наткнулась на него, когда снимала волков, и стала его подкармливать. Дура я, что ничего тебе не рассказала... мне было так стыдно, что я с тобой поругалась, что я не пошла к тебе сразу же, а потом начала прогуливать уроки, чтобы ему помочь, а потом у меня появилось такое чувство, что если я тебе расскажу, то... Не знаю, чем я думала. Прости.
— Ладно, что сделано, то сделано, — сказала я. — Как он себя вел? Он заставлял тебя помогать ему?
— Нет, — ответила Оливия. — Наоборот, он был довольно мил, когда все шло, как он хотел. Он становился злым, когда превращался в волка, но на вид этот процесс довольно болезненный. И он все время спрашивал про волков, просил показать ему фотографии, и мы разговаривали, а когда он выяснил, что тебя тоже укусили...
— Выяснил? — переспросила я.
— Ну ладно, когда я ему сказала! Я же не знала, что он станет как помешанный! После этого он все время твердил о противоядии и пытался дознаться у меня, как можно ему помочь. А потом он... мм... он... — Она утерла глаза. — Он укусил меня.