Пальцы всё ещё дрожали, внутри разливалась звенящая тоска и ходячий труп, которым до этого времени себя считал Андрей, ожил, почувствовал, осознал. Это было так дико, так странно и неожиданно, что он впервые за долгие годы не знал, как поступить.
Он посмотрел на Марка. И совершенно не удивился, что карий цвет глаз контрабандиста сменился на фиолетовый, черты лица стали более утончёнными, хрупкими и сам он преобразился - исчезли весёлые искорки в глазах, пропало всё добродушное нахальство и непринуждённость. Прямо напротив Карельева сидела бездна - неизмеримая, непознаваемая и самодостаточная. Впрочем, длилось всё это одно мгновение и сразу же пропало. Прозвучал последний аккорд, трогательный и печальный, лопнула струна, и всё вокруг стало прежним - безжизненным и металлическим. Всё тот же знакомый до тошноты камбуз, всё тот же искусственный, неживой свет, всё та же странная, нелогичная ситуация и всё тот же контрабандист, один из "чёрных копателей", сидел напротив него.
- Слушай, кэп, тебе плохо? - спросил обеспокоенно Марк. - Выглядишь ты не очень.
- А как давно ты прилетел? - спросил Андрей, чувствуя себя и вправду паршиво. Кружилась голова, к горлу подкатывался ком, слезились глаза.
- Да, в общем, я уже здесь БЫЛ, а прилетел, ежели чего, ты. - Насмешливым голосом сказал Марк. - Ну да ладно, не раскисай, потерпи ещё чуток. Я отремонтировал твой передатчик, сигнал о помощи отправил, так что скоро сюда прибудут твои.
Слипались глаза. Андрей чувствовал, что засыпает, но изо всех сил боролся, сопротивлялся, отталкивал напавшую сонливость. Он шёл до конца, напролом, бился до последней капли крови, до последнего вздоха, прекрасно понимая, что на карту сейчас поставлено нечто важное, более значимое, чем его личная трагедия, патриотизм или победа одной из враждующих сторон.
Но он проиграл. Он заснул и уже не слышал, как незнакомый голос с теплотой произнёс:
- Спи спокойно, воин...
Андрей проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо.
- Карельев, слышишь меня, Карельев...
Он открыл глаза в своей каюте, где висела всё та же неоновая лампа с треснутым абажуром. Привычно ощупал эластичную повязку на забинтованной груди и, всем своим естеством испытывая чувство дежавю, посмотрел на обеспокоенное лицо своего начальника, командора Алексея Ивановича.
- Карельев, ты почему на связь не выходил? Ты понимаешь, вообще, чем всё это тебе грозит, а? Ты своими действиями спровоцировал незапланированное перемещение сил кораблей, которые должны патрулировать сектор Хоот. Какие хондейцы, мать твою? Что за бред? Где они? Какой, нахрен, вражеский флот, я тебя спрашиваю?
Андрей молчал, но какая-то не до конца сформировавшаяся мысль вертелась в голове, не давая ему покоя. Кажется, что-то связанное со станцией. Но - что?
Алексей Иванович нещадно матерился, неистово жестикулировал и говорил, говорил...
Внезапно Андрей вспомнил.
- Что вы собираетесь делать с Марком?
Надо признать, что командора такой нелепый вопрос не застал врасплох и он, не сбавляя оборотов, тут же парировал:
- Каким, нахрен, Марком?
- Со станцией.
- Со станцией? Взорвём к чертям собачьим твою станцию, бойцы уже закладывают бомбы. Ты о себе лучше беспокойся, а то за станцию он, вишь ли, распереживался. Пойдешь под трибунал! Это я тебе обещаю, Карельев, сукин ты..
Андрей сработал, словно пружина и вмиг оказался на ногах, отшвырнув противного старика в сторону. Он знал, он верил. План не успел ещё толком выкристаллизоваться в голове, а тело уже действовало.
Молниеносный рывок к двери. Хлёсткий, но щадящий удар под гортань одному из бойцов, которые дежурили на выходе Второй разобрался в ситуации, но не достаточно быстро, отлетев к стене со сломанной носовой перегородкой. Андрей не хотел никого убивать и ринулся к внешнему шлюзу. Удары сыпались на него со всех сторон и тёмная, чёрная масса навалилась, прижала к полу, заломила руки так, что окружающий мир поплыл перед глазами.
Когда его поднимали, он яростно ругался, проклиная тупость своих бывших боевых товарищей.
-... Скоты! Подонки! Он человек, слышите, вы, мрази, ЧЕЛОВЕК!
Бесчувственный металлический приклад врезался в лицо. Андрей, захлёбываясь солёной кровью и глотая осколки зубов, потерял сознание.
Марк непринуждённо сидел, свесив левую ногу с крыши ангара, а правую обхватив руками и оперев на неё подбородок. Он был без кислородной маски, и можно было заметить, что его глаза непостижимым образом меняют цвет, то становясь фиолетовыми, то приобретая нормальный человеческий карий цвет.
Внизу, на посадочной площадке, словно муравьи, копошились десантники. Каждый их них знал свою роль наизусть. Никто бестолково не метался, не путался под ногами. Они целенаправленно и настойчиво растягивали силовые кабеля, подключали аппаратуру и изредка, через переговорные устройства гермошлемов, перекликались пустыми, ничего не значащими репликами.
Они делали то, чему их учили и что умели лучше всего - разрушали.
А над их головами нависло бездонное звёздное море. И в их затёмнённых защитных щитках гермошлемов не отражался одинокий, сгорбленный силуэт на крыше ангара. Там царила пустота.
Лисичанск, 2011.