– Как всегда не вовремя, – злобно заметил Герман .
– Фу, какой ты невоспитанный, сынок, – с пьяной обидой проговорила мать. – Никакого почтения к родителям! – и бессильно развела руками.
На минуту она как будто пришла в себя и заметила присутствие постороннего человека.
– Ната, это ты? – обрадовалась она. – Что-то давно к нам не заходила!
Туся побледнела, и губы ее задрожали. Она хотела сказать, что ее зовут Туся и что она просто похожа на Нату, но Герман не дал ей и рта открыть. Он сел на кровати и закричал:
– Мама, прекрати! – На лице у Германа появилось знакомое Тусе выражение бешенства. – Замолчи сейчас же!
– Я что, уже не могу поздороваться с гостьей? Это в своем-то доме? – не на шутку обидел ась женщина.
– Мама! – в комнату вбежал Сережа. – Мама, пойдем отсюда! Ну же, пойдем со мной!
Он попытался вывести ее из комнаты, дергая за рукав пиджака, но она стояла, даже не шелохнувшись.
– Я хочу поговорить с Натой! – капризно заявила она. – Имею я на это право?
Все присутствующие молчали. Герман вращал зрачками, сдерживая приступ бешенства, Сережа продолжал легонько тянуть мать за лацкан пиджака, а Туся сидела, неестественно выпрямив спину, и с ужасом ждала – что будет дальше. Раньше ей никогда не приходилось быть свидетелем семейных сцен, и она чувствовала себя маленькой, растерянной и глупой.
– Почему ты так давно к нам не заходила? – снова спросила мать Тусю.
И не успела та ответить, что ее путают, как мать продолжила:
– Можешь не отвечать. Я и так все знаю – сердце матери не обманешь. Вы поссорились с Германом.
– Я… – начала было Туся, но ее никто не слушал.
– Знаю, что у него невыносимый характер. Иногда мне самой не верится, что это мой сын. Но он тебя любит – это правда. А с этим нельзя не считаться.
Мать тяжело вздохнула и провела рукой по ежику волос. Издалека она казалась молодой, но вблизи было видно, как много морщин у нее вокруг глаз.
– Спасибо, но я не… – опять начала Туся.
– Теперь вы опять вместе, и я рада. Правда, рада. Потому что ты всегда мне нравилась.
Тусе было больно слышать эти слова. Она чувствовала себя подделкой под бывшую девушку Германа, неумелой и бездарной подделкой. Ей захотелось убежать из этого странного дома, где все принимают ее не за ту, кто она есть, и дать волю слезам.
Но вместо этого она сидела, слегка опустив голову, и слушала пьяные признания матери Германа.
– Мама, – как можно спокойнее сказал Герман. – Я хочу, чтобы ты ушла.
Мать вздрогнула, как если бы ее ударили плеткой, и втянула голову в плечи.
– Как это – ушла? Куда ушла?
– Да мало ли куда! – хриплым от болезни голосом закричал Герман. – Я просто хочу, чтобы ты оставила, меня в покое.
– Нет, ты послушай, – обратилась женщина к Тусе, как будто искала у нее поддержки и защиты, – как он разговаривает с матерью!
– Все твои слова – сплошное притворство. Ты никогда по-настоящему не интересовалась моей жизнью. Просто любишь совать свой нос, куда не просят!
– Герман. – Глаза его матери увлажнились, в голосе появились жалостливые нотки. – Не надо так.
– Уходи, не• могу больше тебя видеть! – вопил Герман. – Убирайся!
Его мать повернулась и вышла.
– Мама, не надо! – услышала Туся голос Сережи.
Хлопнула входная дверь, каблуки заспешили к лифту.
Сережа заглянул в комнату и взволнованно сказал:
– Герман, она уходит.
– Скатертью дорога, – огрызнулся тот.
– Она поедет на машине, – канючил Сережа. – Скажи ты, останови ее!
– Ей же нельзя за руль в таком состоянии, – вступилась Туся. – Это очень опасно. Ты должен ее остановить.
– Туся, запомни. – Его тон был таким ледяным, что ей показалось, как будто ее окатили водой из проруби. – Я никому ничего не должен. К тому же давай договоримся – со своими родственниками каждый разбирается сам. Моя мать – это моя проблема, поняла?
Туся молчала, все ниже опуская голову. Она чувствовала себя лишней и чужой в этом доме.
– Кроме того, я устал и хочу спать. – Герман повернулся лицом к стене и накрылся одеялом почти с головой. – Не возражаешь?
– Хорошо, – сказала Туся, вставая:– Я тебе завтра позвоню.
Герман ничего не ответил.
Туся вышла на улицу и вдохнула полной грудью.
Она испытывала облегчение оттого, что покинула этот непонятный дом, где люди могут кричать так громко, что барабанные перепонки, того гляди, лопнут.
«Просто у него температура, поэтому он такой раздражительный», – оправдывала она Германа. И все равно была рада, что теперь может пойти к Лизе, спокойно посидеть и рассказать обо всем, что случилось.
«Может быть, тогда все встанет на свои места?» – думала она. Ведь Лиза всегда умела находить нужные слова, чтобы успокоить подругу.
9
– Какой кошмар! Какой ужас! – то и дело повторяла Лиза, слушая рассказ Туси.
Они•сидели на кухне, потому что это было их любимое место, пили кока-колу, ели печенье и разговаривали.
– Если ты будешь так реагировать, вообще ничего не стану рассказывать, – обиделась Туся.
– Ну, прости, прости, – поспешно сказала Лиза. – Больше не буду. Хочешь, намажь печенье повидлом?
Туся улыбнулась и взялась за ложку.
Ей нравилось бывать у Лизы, потому что та всегда угощала ее чем-нибудь вкусненьким, а когда на душе так тревожно, невозможно обойтись без сладкого.
– Туся, хочешь знать мое мнение? – спросила Лиза, когда рассказ был окончен.
– Угу, – пробурчала Туся, потому что рот у нее был забит печеньем.
– Помнишь, как там в той песенке? «Забирай свое и беги, беги, беги, уноси свои ноги, ноги, ноги». По-моему, именно так тебе и следует поступить.
– Но почему? – воскликнула Туся.
Конечно, многое в поведении Германа и ей самой казалось странным, но о том, чтобы расстаться с ним, она и подумать не могла.
– Сказать по правде, он меня пугает, – призналась Лиза. – Мне очень не понравилось то, что он сделал с Егором. Теперь, с рукой на пере вязи, он даже вызывает у меня симпатию…
– С рукой на перевязи? – переспросила Туся. А что с ним?
– Ой, я и забыла, что ты прогуляла школу и ничегошеньки не знаешь! – спохватилась Лиза. – У Егора-то нашего рука вывихнута. И знаешь, благодаря кому?
– Догадываюсь, – погрустнела Туся.
– Оказывается, он ничуть не притворялся, когда завывал от боли. Теперь ходит с забинтованной рукой и перекошенным лицом. Так что ты можешь гордиться – из-за тебя происходит смертоубийство.
– Да уж, какая тут гордость, – горько сказала Туся.
Раньше ей всегда хотелось, чтобы ее защищали, за нее сражались, ведь это так романтично. Но когда она представила покалеченного Егора, то поняла, что в этом нет ничего романтичного.
– Тебе не кажется, что слишком много трагедий вокруг одного человека? – внезапно спросила Лиза. – Ты о чем? – Туся думала о своем, и Лизины слова вывели ее из задумчивости.
– Смотри, отец Германа сгорел на даче, его девушка погибла какой-то дикой, нелепой смертью, при первом же знакомстве с Егором он сломал ему руку. Не многовато ли?
– Многовато, – подтвердила Туся, но тут же добавила: – Бывает же так, что одни люди живут себе припеваючи, а на других падает несчастье за несчастьем?
Лиза в задумчивости потерла висок.
– Кому жизнь – карамелька, а кому – одни муки? Бывает и так, – согласилась она. – Но все, что связано с Германом, кажется мне очень подозрительным. Кстати, ты видела хотя бы одного его друга?
– Нет, – ответила Туся.
– Вот это тоже странно, – сказала Лиза и начала ходить по кухне из угла в угол.
– Сначала я думала, что он меня не хочет знакомить со своими друзьями, – призналась Туся. – Но потом он сказал, что их у него нет, потому что он… – Она вспоминала слово: – О! Самодостаточный!
– Ни одного друга за всю жизнь! Это плохо говорит о человеке, – категорично заявила Лиза.