– Черт возьми, как она хороша, – произнес Егор и потянулся за сигаретой.
– Ты же решил бросить курить, – напомнила ему Алена.
Она сама была не рада, что затеяла просмотр этой кассеты. Случилось то, чему она всеми силами хотела помешать. Алена слышала, что у Туси открылся актерский дар, и подпоила Егора специально, чтобы сорвать спектакль. Премьера все равно удалась, а Егора выгнал разгневанный Кахобер Иванович, и он не видел Тусиного триумфа. Но Алене и этого было достаточно, ведь она боялась, что Егор, увидев игру Туси, может влюбиться в нее. А теперь случилось то, чего она меньше всего хотела,– с экрана телевизора Туся представала перед ними во всем своем великолепии и блеске.
– Ты же решил бросить курить, – продолжала канючить Алена, чтобы хоть как-то отвлечь внимание Егора от спектакля.
– Отстань, – резко сказал он. – Все из-за тебя прослушал.
Он взял пульт и прокрутил назад, чтобы еще раз увидеть лицо Туси, снятое крупным планом. Ему стало мучительно жаль, что он не сыграл в спектакле. Он смотрел на Сюсюку, и что-то очень похожее на зависть шевельнулось в нем.
Ведь это он; Егор, должен был стоять на сцене перед глазами любопытных зрителей, это ему, Егору, предназначались аплодисменты и восторженные выкрики, и, в конце концов, это он, Егор, на глазах у всей школы должен был обнимать Тусю.
Теперь, окруженная всеобщим восхищением, она казалась ему красивой и желанной, как никогда. От ярости и бессилия ему хотелось кусать локти, но вместо этого он злобно бросил Алене:
– Лучше бы пепельницу принесла.
Алена фыркнула, но встала и пошла за пепельницей, а Егор продолжал, как зачарованный, смотреть злосчастную кассету.
Больше всего на свете ему нравилось быть в центре внимания. Ему должно было принадлежать все лучшее: самые успешные родители, самая модная одежда, самая красивая девушка. Поэтому для него кассета стала сплошным издевательством, она наглядно показывала, что в жизни все может быть совсем не так.
– Вот мерзавец, – пробормотал он, сжимая кулаки. – Ну, я ему покажу.
– Ты это о ком? – спросила Алена. Она поставила перед Егором пепельницу и снова попыталась его обнять.
– О Сюсюке, – ответил он, сбрасывая с себя ее руки. – Кем он был, пока я не занялся его воспитанием? Ничтожеством, с которым никто и разговаривать не стал бы. А я, дурак, принял его в свою компанию, сделал его своей правой рукой… И чем он мне отплатил?
В словах Егора была доля правды.
Раньше Сюсюка был молчаливым, забитым, прыщавым юношей, который боялся сделать лишний шаг, чтобы не навлечь на себя недовольство окружающих. И Егор в свое время решил воспользоваться отверженностью Толи, назвал его Сюсюкой и принял в свою компанию. Он надеялся, что за это Сюсюка всегда будет ему благодарен и предан, но ошибся.
– И чего ты так переживаешь? – пожала плечами Алена. – Подумаешь – без тебя обошлось. И потом, у этой Крыловой слишком тощие ноги, того и гляди подломятся.
– Замолчи, – огрызнулся Егор.
– Если не повезло в любви, должно хоть в чем-то повезти бедной дурехе, – продолжала Алена.
– Может, ты в чем-то и права. Она и в спектакле захотела участвовать только ради меня.
– А по-моему, у нее и без тебя неплохо вышло. ожет, ты ей не так уж и нужен…
Алена нарочно хотела сделать ему больно. За то, что он так холоден с ней, за то, что интересуется другой.
– Я? – возмутился Егор. – Да ты знаешь, что стоит мне только пальцем поманить, как она прибежит ко мне на задних лапках!
– Что ж, попробуй, – согласилась Алена и протянула ему телефонную трубку. – Звони.
Егор нерешительно посмотрел на телефон, провел рукой по взъерошенным волосам и сказал:
– У меня нет настроения. Увидимся вечером. Он за руку поднял Алену и начал подталкивать ее к дверям.
– Не хочу уходить, – запротестовала Алена. – Ты же предлагал мне пожить у тебя несколько дней.
Она упиралась изо всех сил, цепляясь за косяки и встречную мебель.
– Выпил лишнего, вот и предложил, – отозвался Егор. – Никогда не доверяй нетрезвым людям.
– Отдай хотя бы сумочку, – со вздохом сказала Алена, когда поняла, что уйти все-таки придется.
Егор всучил ей маленькую сумочку под крокодиловую кожу, чмокнул В щеку и с облегчением захлопнул за ней входную дверь.
Оставшись в одиночестве, Егор пошел в ванную, чтобы принять душ, но потом передумал, вернулся в комнату и снова включил кассету.
Спектакль уже закончился, стулья из зрительного зала разнесли по углам, и заиграла музыка. Начались танцы. Егор видел, как Сюсюка танцевал с Тусей. Они были героями вечера, поэтому камера буквально преследовала их. Не было слышно, о чем они говорили, но Егор видел, как крепко Сюсюка обнимал Тусю, как он склонялся к ней и что-то шептал на ухо.
Егору хотелось выключить кассету, порвать злосчастную пленку, но не мог. Он снова и снова просматривал эти кадры, причиняющие ему нестерпимую боль.
Наконец он остановил кассету на стоп-кадре, взял в руки телефон и набрал семь цифр, которые знал наизусть. Егор вспомнил, что еще совсем недавно Туся хотела из-за него покончить жизнь самоубийством.
«Подумать только – отравилась из-за того, что я ее не люблю! – Ему доставляло удовольствие напоминать, какую власть он имел над Тусей в прошлом. – Такая любовь не умирает так скоро, утешал он себя. – Она не забыла меня. Не могла забыть».
Егор еще не решил, какие слова произнесет, но чувствовал, что Туся ускользает от него и всеми силами хотел этому помешать.
2
А в это время Туся полулежала на диване в своей комнате, а рядом с ней сидел Герман.
Утром этого дня она вместе с Лизой пошла гулять на Патриаршие пруды и спасла трехлетнего малыша, который упал в пруд и начал тонуть.
Потом они шли вдоль дороги, когда рядом с ними притормозила машина. Туся еще издалека слышала, как сигналили, но не отнесла это на свой счет, Однако БМВ остановилась рядом с девочками, дверца распахнулась, и они услышали, как приятный мужской голос произнес:
– Прошу вас. Такси подано.
– Туся, у тебя есть знакомые на таких машинах? – подозрительно спросила Лиза.
– До сегодняшнего дня не было, – ответила Туся и заглянула в салон.
– Герман! – услышала Лиза радостный крик. Не может быть!
– Да ты вся мокрая, хоть отжимай, – сказал Герман и взглянул на Тусю поверх черных круглых очков. – Скорее садитесь.
– Я замочу тебе все сиденья, – смущенно проговорила Туся.
– Ерунда, они кожаные.
Подруги сели в машину: Лиза – на заднем сиденье, а Туся – рядом с водителем.
– Лиза, представляешь, мы познакомились с Германом в больнице. Герман, это Лиза – моя лучшая подруга, – представляла их Туся. – Невероятная встреча!
Герман довез Тусю до дома, и она позвала всех пить чай. Но вскоре Лиза ушла, а Тусю, которая отогрелась чаем с малиновым вареньем, стало клонить ко сну.
– Что? – переспросила она. Все это время Герман что-то говорил, но она не слышала.
– Помнишь, я как-то сказал, что ты особенная?
– Да, – рассеянно улыбнулась Туся. – Помню.
– И я в тебе не ошибся. Я и сейчас вижу твое сияние, оно совсем рядом.
Он погладил ее по волосам.
«Все приходит, – говорила себе Туся, глядя на Германа. – Надо только уметь ждать».
Она опустила ему голову на плечо и закрыла глаза. Ей вспомнились строки Шекспира о борьбе с несчастной любовью: .
Молчи, мой друг. Огонь огнем встречают,
Беду – бедой и хворью лечат хворь,
Круженьем вспять круженье прекращают,
И ты с бедою точно так же спорь.
Схватить старайся новую заразу,