Дешевле починить старого бойца, чем полностью создать нового!
— Постойте, доктор… Я не всё понял. То есть — нас «чинили» не из… гуманных соображений? А просто потому, что так… Дешевле?!
— Вот именно. Думаю, что если бы руководство корпорации узнало, что побочным эффектом такого «чинения» и, стало быть, продления жизни мутанта, может стать частичное возвращение памяти носителя-донора базовой личности, оно в лепёшку разбилось бы, только чтоб ограничить жизнь вас, бойцов, единственной схваткой.
Тут, как мне представляется, имеет место этакий переход количества — в качество.
Учёные, проводившие первоначальные опыты с вот такими как вы, искусственными существами без собственной памяти, гарантировали, что память человека-донора, применяемая для сокращения или даже исключения необходимости обучать вас, бойцов, навыкам боя без оружия, не восстановится как минимум две-три недели. Потом же некие её фрагменты, те, что называются подсознанием, суперэго, подлинной сущностью — называйте как хотите! — неизбежно начнут пробуждаться, всплывать, выявляться в сознании починенного, и прожившего дольше этого срока мутанта-бойца. Но руководство корпорации не посчиталось с их предупреждениями. Например ты, ромэн, прожил здесь, на Станции, почти два месяца. И наверняка должен многое понимать.
И вспомнить.
Ромэн долго не отвечал. Но Лессер видел, как сжимаются и разжимаются кулаки опустившего голову к полу коренастого существа. Но даже сейчас мутант не выглядел озлобившимся или возмущённым. Просто задумавшимся. Остальные трое бойцов, что пришли с ними сюда, вниз, предпочитали помалкивать: или ещё не совсем хорошо понимали, о чём идёт речь, или не хотели вспоминать о тех «фрагментах», что всплыли уже в памяти…
Когда ромэн наконец заговорил, голос звучал спокойно:
— Значит, пробуждение и частичное восстановление наших личностей стало возможно лишь потому, что наши хозяева оказались… Жадными и прагматичными?
— Ну… Да. Можно и так сформулировать. Да, думаю, что если б не тот факт, что полное проектирование и создание с нуля вот такого как вы существа, не обходилось в несколько сотен тысяч — до полумиллиона! — долларов, перепланировка с модернизацией готового тела — десятки тысяч, а банальный ремонт не стоил бы всего пары сотен долларов, никакого сомнения в том, что вам не удалось бы прожить дольше одной-единственной схватки, у меня лично нет! Ведь за три-четыре дня, пока новосозданный мутант приходит в себя, и «пропитывается», так сказать, теми навыками, что имелись у носителя-донора, никаких «меморабельных» моментов в его сознании не возникает. Не успевает, так сказать, всплыть из тех тайников подкорки, которые неизвестно каким образом тоже копируются при снятии мнемоматрицы.
— Чёрт. Думаю, вы правы, доктор. Я, как наиболее долго проживший, могу в полной мере оценить те фрагменты биографии моего «донора», что не относятся к его чисто боевым навыкам. Мало того: я даже вижу во сне многие из тех событий, что когда-то происходили с ним. А скажите… Мы можем посмотреть, кем были наши доноры?
— Думаю, да. В сейфе начальника СВБ должно храниться подробное досье на всех сотрудников Станции. И, разумеется, там должна быть и информация по уже использованным матрицам памяти доноров. И даже тех, до кого очередь ещё не дошла.
Пробуждение доктора Сэвиджа происходило необычно.
То есть, он смутно осознавал, что сейчас находится вовсе не в своей постели, и впереди — не обычное утро и рабочий день. Но кошмар, который он старался забыть, всё-таки кое-что оставил в памяти… Поэтому когда открыл глаза, и оказалось, что вокруг — жидкость, а руки-ноги запеленуты в бандажи для ускоренного сращивания костей, это не явилось совсем уж сюрпризом: некие ужасные воспоминания ореолом смутных обрывков присутствовали в голове, недвусмысленно говоря о том, что кошмар — не совсем кошмар.
А реальность.
Однако сейчас болеть ничего не болело, и он понял, что находится в баке автодоктора достаточно долго: похоже, ему вводили обезбаливающее всё то время, пока аккуратные бесчувственные манипуляторы состыковывали раздробленные кости назад, в их привычную конфигурацию, а плавунцы и гелевая полибелковая паста затягивали и зашивали раны, что образовались, когда осколки ломаемых костей прорывали его плоть.