Полина медленно закрыла дверь и села обратно. Чая не хотелось. Ничего не хотелось. Эта женщина обнажила ее чувства, одним своим видом. В ней смешались все ее страхи, все демоны, терзающие душу.
— Мы ничего не можем сделать, — напомнила Поля, с силой сдав ложечку. — Пророчество. Традиции. Вы сами знаете. Я бессильна. Моя любовь бессильна. Даже Мир ничего не может, — на ее глаза навернулись слезы. — Наверное, я действительно неподходящая пара. Что если я принесу ему беду?
— Этого никто не знает, — сочувственно покачала головой княгиня, видя, что девушка напротив страдает не меньше, а может и больше, чем ее собственный сын. Когда Полина Дашко вошла в дом, то на секунду ей показалось, что пророчество верно — но юная девушка выглядела счастливой, как солнечный зайчик. А теперь видела, что это искусно созданная бравада. Это еще больше укрепило ее с своей правоте. — Я пришла только сегодня, потому что была занята. Чтобы отвлечься от недавних событий — полностью сосредоточилась на свадьбе сына.
— Уходите, — взмолилась Поля и закрыла уши.
Княжна обошла стол и убрала ее ладони с ушей и продолжила:
— Меня кое-что смутило в списке приглашенных со стороны невесты. Особенно — главный стол: Настасья Скороходова.
— Мне ничего эта фамилия не говорит, — свела брови Поля.
— Это хорошо. Было бы хуже, если бы говорила. Эта женщина положила всю жизнь на то, чтобы добиться моего мужа.
— Простите, — смутилась Поля.
— Главное, что ей это не удалось. У нее на дороге стало пророчество Гамаюна. А потом — любовь. Но до этого муж подумывал о совершенно другой партии.
— Вам, неприятно, наверное.
— Не то слово! После тех событий, она решила выйти замуж за высокопоставленного волхва, но я удалила ее подальше от двора. Мне не хотелось, чтобы эта женщина воткнула нож в спину мужу или мне.
— Что?!? — воскликнула Поля в ужасе.
— У них в роду уже была одна цареубийца — Софья Перовская. Об этом я узнала намного позже, от СС. И я поняла, что с Дарьей Дашкевич не все так просто. СС провел расследование и оказалось, что это имя у нее совсем недавно. Она получила его за день до того, как предстать перед Миром и помахать бумагами о пророчестве.
— Какими бумагами? — удивилась травница. — Гамаюн Миру приснился!
— Приснился, да, — подтвердила она. — Но с советских времен песни Гамаюна записывали и хранили в архиве библиотек Вернадского.
— Что?
— Бюрократия и нас не обошла стороной.
— Значит можно зайти и посмотреть? — встрепенулась девушка.
— Я уже заходила. И Мир заходил.
— И что? — у Поли замерло сердце.
— Слова Ольги Скороходовой подтверждаются.
Полина обессилено откинулась на спинку стула и закрыла глаза.
— Тогда я не понимаю смысла нашего разговора, — прошептала она убито. — Все так, как предсказано.
— Если бы страница не была вклеена, — ответила княгиня.
Полина резко открыла глаза, а женщина продолжила:
— Мир не смотрел на оборот, а я посмотрела. Кто-то подделал запись.
— Но тогда…
— Это ничего не значит, — оборвала вдова радостное предположение. — У нас нет оригинального пророчества, а значит, мы ничего не сможем доказать.
— Не может быть. Что же тогда делать? Опять к Древу Жизни?
— Зачем? — теперь удивилась княгиня.
— Гамаюн — ирийская птица, значит, живет на Древе Жизни.
— Он в Киеве. Вместе с Сирином и Алконостом. Знаешь, Гамаюн может и не вспомнить, что он предсказал Миру. А мой сын за всеми событиями совсем забыл вещий сон.
— Что же делать? — расстроилась Поля.
— Если нельзя еще раз предсказать моему сыну или восстановить документы… Пусть предскажет тебе.
Поля смутилась. Ей? Как это ей и тут догадка осенила ее:
— Поехали!
— Теперь я вижу в тебе тот огонь, что спас жизнь моему сыну, — похвалила женщина.
Ден охотно повез Полю и княгиню прямо к воротам киевского зоопарка.
— Они здесь?!? — в замешательстве спросила травница, разглядывая знакомую с детства гигантскую фигуру бизона у входа.
— А где же еще быть "экзотическим" птицам? — улыбнулась она. — Не волнуйся, тут специальная секция.
Они шли мимо детворы, с наслаждением уплетающей мороженое и сладкую вату. Столь знакомые картины субботы никак не вязались у Поли с главной вещей птицей Другого Киева.
— Вы уверены?
— Речь идет о моем сыне. Кстати, называй меня Анна.
Полина смутилась. В голосе княгини, обращенной к ней, не чувствовалась теплоты, хотя она говорила именно то, что травнице хотелось слышать. Зато все грани любви пылали в Анне Суздальской, когда она говорила о сыне. Женщину можно было понять. Она только что потеряла мужа, а теперь сын стал центром ее вселенной. Травница решила не за цикливаться на догадках. Главное сейчас — спасти Мира во второй раз. Но если раньше речь шла о жизни, то теперь о судьбе.
— Они тут еще с основания зоопарка. Тогда, перед первой войной нужно было перенести зоопарк с местности нынешнего Ботанического сада имени Фомина, а тут как раз располагался пустырь. Вот князья и решили переселить сюда часть ирийских птиц, которые на то время жили в Киеве.
— Но почему они не вернулись на Древо Жизни?
— Когда познакомишься, узнаешь, — улыбнулась Анна и они быстрым шагом направились в безлюдную часть парка. Невзрачное строение не привлекало абсолютно никого. Белый кирпич, обрисованный хулиганами и временем, не мог иметь ничего общего с неземными птицами, но оказалось, что это обманчивое впечатление. Зайдя через неприметную металлическую дверь, они очутились в рае. Откуда-то доносилась райская музыка, на золотом блюде лежали сочные плоды, а стены увешаны дорогими красочными коврами. Травница словно очутилась в восточном шатре.
Посреди комнаты расположились три отдельных вычурных жердочки, на которых сидели яркие птицы с женскими головами. Средняя вдруг воскликнула:
— А как вам это: "Будет город процветать…"
— Пока все не умрут, — мрачно заявила пепельная пернатая слева.
— Сирин, ты как всегда мрачна! Гамаюн, как красиво ты сказала!
— Может я и мрачная, — деловито ответила Сирин, поправив перо, — зато справедливая. А ты, Алконост, только и умеешь, что радоваться. Смех без причины — признак дурачины!
Алконост свела зрачки и высунула язык, от чего тут же стала похожа на пациентку психиатричиской больницы, а потом весело рассмеялась собственной шутке, в процессе чуть не упав с жерди.
— Молчать! — противно заорала Гамаюн, а потом милым голосочком тихо добавила: — Я творю…
— Нет что б людям правду говорить! — хмыкнула Сирин.
— Ты ничего не понимаешь! Это искусство! — одухотворенно продекларировала Гамаюн и гордо отвернулась, на что Сирин только нахохлилась.
— Так все пророчества — это ложь?!? — не выдержала Поля.
Если секунду назад пестрых созданий из Прави можно было назвать ирийскими птицами, то сейчас они больше походили на перепуганных куриц. Те же вытянутые шеи, всклоченные перья и глупые глаза.
— Здрасте, — первой очнулась Сирин и злорадно глянула на соседок, будто говоря: "Ну-ну. Я тоже с удовольствием послушаю".
— Я бы не рубила так сгоряча! Почему это все…
— Она просто решила, что ей как и Нострадамусу нужно записывать вести богов, — вступилась Алконост.
— Но вас же записывают писари, — напомнила княгиня и кивнула на храпящую в углу старушку.
Сирин хмыкнула, а Полина упала на колени:
— Птички, миленькие, помогите!
— Ты расценки на двери видела? — уточнила Гамаюн, но тут же получила затрещину от Сирина, неравнодушной к человеческому страданию.
— У девочки беда. Помоги ей!
— Говорить как все плохо — по твоей части, — напомнила Сирину Алконост.
— Помоги ей, я сказала! — разозлилась самая печальная из птиц.
— Ладно-ладно, что стряслось?