Но что-то я все же делал. Проморгавшись от ярких пятен, вызванных моими потугами, я с удивлением увидел, что полоска моей выносливости ушла в нуль, а запасы маны и здоровья оказались на отметке в две трети. Куда-то мои силы, которые я старательно вкладывал в свое желание освободиться, утекали. Вот только результата от этого не было никакого, словно мир не понимал того, что я от него хочу.
И тут меня осенило! Мир и правда не понимает меня, ведь я прошу о него того, чего никогда в жизни не делал. У меня просто нет умений и способностей, которые хотя бы частично отвечали бы за такие манипуляции с ядом. Джокер был не прав. Я не меняю мир по своей прихоти. Я всего лишь могу немного сжульничать с тем, что уже умею. Использовать свои способности по-своему, а не так как это заложено каноном. А что я умею лучше всего? Рисовать магические фигуры.
Конечно, я не мог даже пошевелиться, но зрачками-то двигать я мог. Кто мне мешал вооружиться вместо ритуального кинжала своим воображением, а вместо полотна земли рисовать на обратной стороне своих век?
Я прикрыл глаза и в кромешной темноте стал тщательно выводить линию за линией. Казалось бы, как можно рисовать, не видя самого процесса? Ведь так легко сбиться, начертить не ту закорючку, отступить неправильное расстояние и изобразить вообще не пойми что. Но каким-то другим своим восприятием я чувствовал рисунок, выходивший из-под моего “пера”. Даже когда сделал ошибку в повороте линии, то осознал это, и мысленно ее стерев, нарисовал новую.
По завершению пентаграмма как будто загорелась тусклым, но вполне различимым светом, а, быть может, это была всего лишь игра моего воображения. Две секунды я любовался на свою работу, а затем резко распахнул глаза и заставил себя увидеть рисунок, что отпечатался у меня на веках, на серых камнях брусчатки, за спинами ГриМера и ПоШляка. Счетчик показывал ровно тридцать пять секунд. Самое время пошалить.
Сила изливалась из меня нехотя, словно противясь моим варварским методам творить ритуальные заклинания. Мана разом ухнула на самое дно своего резервуара, но этого явно было мало. Вслед за синей полоской, красная так же стала быстро укорачиваться. Живот свело болезненной судорогой, и это при том, что я все еще находился под действием онемения.
Наконец заклинание перестало тянуть из меня соки. Количество жизненных сил находилось на отметке в двадцать процентов, а мой взгляд подернулся каким-то красноватым маревом, словно я глядел на мир сквозь кровавый туман. Все это должно было показать, как тяжело мне дался этот ритуал. Но я и сам это знал. Что делать? Если собираешься игнорировать некоторые части ритуала, будь готов заплатить за это гораздо большим, чем требовалось изначально.
Но как бы плохо я себя не чувствовал, глядя на вытянувшиеся лица своих недругов, когда у них за спинами лопнула земля и обдала всех каменными брызгами, я улыбался. Глазами. Дорожное покрытие дернулось так, будто кто-то потянул на себя одеяло. Ни разбойник, ни друид не удержались на ногах. Благо, я и так уже лежал на земле. ПоШляку не повезло. Не справившись с инерцией падающего тела, он скатился прямиком в яму, образовавшуюся вдруг позади него. ГриМер каким-то чудом удержался на ее краю, хотя ловкости у него должно быть не в пример меньше, чем у зловредного гнома. Куча камня, скатившаяся в яму, вдруг зашевелилась и начала принимать вид гуманоидного существа. Рождался мой голем. На таймере было двадцать секунд.
Конечно, гораздо логичней было бы совершить ритуал переноса и слинять из этой ловушки ко всем импам. Но это бы означало, что мне бы пришлось оставить тут своих наемников. Бог шуток считал, что на Полигоне мне без них не справиться, а нанять новых денег у меня уже бы не хватило. Времени тоже было в обрез, поэтому я решил – или все, или ничего. Из этого капкана мы выберемся вместе. Если кто-то из них еще жив, само собой.
Рык каменного стража, ознаменовавший его появление, должен был испугать моих врагов до икоты. Друид и вправду пал ниц перед ним, только производил при этом какие-то странные манипуляции. Словно искал что-то среди мусора и битого камня. Его действия я разгадал только после того, как в его руке блеснул кинжал. Зловредный гном оказался вмурован в каменного стража, но свой отравленный клинок видимо успел выронить до этого. Пятнадцать секунд.