Выбрать главу

   - Это, брат, природа свое берет. И никуда от этого не денешься. Не виноват я, что нравлюсь им. Наверное, запах какой-то у меня - особенный?

   - Майцев! Фролов! - Окрик Ивана Петровича был неожиданным. - Вы чего там так громко обсуждаете?

   - "Майские тезисы", - сострил кто-то с задних парт и тем спас нас от пространных рассуждений Бунякова о месте партии в жизни каждого советского гражданина.

   Препод моментально прочувствовал неосмотрительно брошенный кем-то вызов и прорысил мимо нас к дерзкому студенту.

   К счастью для нашего спасителя - им оказался Колян Ипатьев - прозвенел звонок, завершивший сегодняшний учебный день. Дерзость осталась безнаказанной, но, немножко зная Бунякова, я был уверен, что на ближайшем занятии Коляну припомнится его острота. Да и Дынькин по своей комсомольской линии наверняка не оставит беднягу в покое: "майские тезисы" - это откровенная насмешка над ленинской статьей.

   Впрочем, я был уверен, что Колян выкрутится - его отец был парторгом мясокомбината и имел определенное влияние на людей, способных серьезно осложнить чаду жизнь.

   Вся группа с криками и топотом высыпала из аудитории. Я же остался.

   Напротив окна, в которое я смотрел, находился центральный вход в институт. Я представил, каким он станет лет через двадцать и увидел давно не ремонтированное крыльцо с разбитыми ступенями, ржавые листы металла на козырьке над ним, вывеску, тоже слегка побитую ржавчиной, называющую Alma mater техническим университетом.

   - Серый!

   Я оглянулся - в дверях стоял Захар.

   - А?

   - Там это... - он кивнул за спину, - тебя в профком зовут. Председатель ищет. Мне Нюрка Стрельцова сказала. Велела поторопиться.

   - Зачем?

   - Серый, ну мне-то откуда знать? Не я ж председатель! Может за успехи в учебе тебе полагается путевка в Варну и ящик "Слынчева бряга"? А может, выпрут с позором.

   - Ладно. Спасибо, Захар.

   Я стал укладывать в "дипломат" (предмет моей особой гордости, купленный на первые самостоятельно заработанные деньги) тетради и ручки. Майцев стоял в дверном проеме и словно что-то хотел спросить.

   - Чего ты мнешься, дружище? - Я подошел к нему и положил руку на его плечо.

   - Ты про доцента сегодня сказал...

   - Ну. Сказал и сказал. А что?

   - Я ведь никому об этом не говорил еще?

   - Захар, не тяни резину, скажи, что не так-то?

   - Мы с тобой как два еврея - вопросами разговариваем.

   - Вроде того. Так в чем дело?

   Он развернулся, выпуская меня из аудитории. И мы неспешно пошли в сторону институтского профкома.

   - Понимаешь, Серый... Стать доцентом в этом институте - это на самом деле то, чего я хочу больше всего. Но я никому не говорил этого. Ты же знаешь наших: сразу начнут ржать и приклеят этого доцента прозвищем навечно.

   - Это точно, - я согласился, потому что похожие истории случались часто. - А вопрос-то твой в чем?

   - Ну, понимаешь... Если я никому не говорил, то откуда ты об этом знаешь?

   Я задумался. Мне остро хотелось посвятить в свою тайну еще кого-нибудь, потому что носить в себе такое знание в одиночестве - это выше человеческих сил. Захар, по крайней мере, не сдаст. Если пообещает и будет о своем обещании помнить - не сдаст никому. С другой стороны, мне нужна была чья-то помощь, потому что мне становилось все яснее и яснее, что обладать этим знанием и не попытаться что-то исправить в том гадостном мире, что должен был обрушиться на мою родину уже через три-четыре года - не достойно не только гражданина, но и просто человека.

   Но вот как исправить? Здесь я терялся в догадках. Ясно было одно: нужно что-то делать! И делать срочно.

   - Захар Сергеич, - сказал я, - давай так поступим: я сейчас зайду в профком, а потом покажу тебе кое-что. И расскажу. Годится?

   - Лады, - Майцев уселся на скамейку посреди холла, потому что мы уже пришли.

   Я отдал ему свой дипломат и без стука вошел в кабинет, занимаемый студенческим профкомом.

   Еще не переступив порог, я знал, о чем пойдет речь.

   Наш профорг, усатый мужик совсем не студенческого возраста, сидел за столом у окна и нагло курил "Kent". Но, скорее всего, какую-нибудь "Стюардессу" или "Родопи", упакованные в давным-давно искуренную пачку "Kent", лежавшую перед ним на столе - и судя по кислому, отвратному дыму, так оно и было.

   - Ты кто? - не выпуская сигареты изо рта, спросил он.

   - Фролов. Мне Стрельцова сказала, что вы меня....

   - Точно. - Оборвал меня усатый. - Я - тебя. Хорошо, что сам пришел. Итак, Фролов, до меня дошли слухи, что все лето ты околачивался в сельских районах и помогал шабашникам переводить добро на говно.

   - Чего это на говно? - Его заявление вызвало во мне ожидаемый протест, потому что те коровники, что я построил под руководством Максима Берга - бригадира артели, были весьма неплохи.

   - А! - Он затушил сигарету в баночку из-под индийского кофе, до половины заполненную водой. - Знаю я, как вы, шабашники, такие вещи делаете! Без проекта, без надзора - херась-херась и готово! Не так, что ли?

   - Я кровельщик вообще-то был. - Помимо воли под его напором я почему-то стал оправдываться. - Мое дело маленькое.

   - Ну вот и молись, кровельщик, чтобы бракованный шифер, между прочим - украденный Бергом с территории шиферного завода при попустительстве кладовщицы, не полопался хотя бы год.

   Он закурил еще одну сигарету и, увидев, как я недовольно поморщился, выпустил струю прямо в мою сторону.

   - Не куришь что ли?

   - Не сподобился, - ответил я. - Да и запах какой-то.

   - Ничего, Фролов, скоро в армию пойдешь, там из тебя мужика сделают. - Он даже прикрыл глаза и растянул в улыбке рот, обнажив крепкие, но очень кривые и почти коричневые от никотина зубы; видимо, представил себе этот процесс "делания мужика".

   - Да я и так... Совсем не баба.

   - Это ты потом своему сержанту расскажешь, а сейчас вот что! Ты деньги за шабашку получил?

   - Ну да, есть немного. А что?

   - А взносы профсоюзные кто за тебя платить Родине будет? Я? Нет, братец, я свое заплатил вовремя!

   - А разве с шабашек положено? - Что-то ни о чем подобном мне слышать не приходилось.

   Он встал со своего места и, попыхивая сигаретой, обошел вокруг меня.

   - Вот смотрю я на тебя, Фролов, и понять не могу. То ли ты умело притворяешься, то ли в самом деле дурак? Тебе на прошлой сессии предлагали в стройотряд пойти? Предлагали. А ты не захотел заработать честных девяносто рублей в месяц с автоматической уплатой профсоюзных взносов. Тебе подавай четыреста! Вот и плати со своих доходов в пользу ребят, что ударно надрывались на стройке, возводя, между прочим, бассейн для института!

   - Так не построили же? Как стоял второй этаж назаконченный, так и стоит.

   - В следующем году построят. Или через три года. Дело не в этом. А дело в том, что они взносы уплатили со своих небольших доходов, а ты - нет! Хотя заработал не в пример больше однокашников. Теперь пришла пора восстановить историческую несправедливость!

   Как это должно выглядеть: "восстановить историческую несправедливость"? Я, честно говоря, не понял, но, устав препираться, вздохнул:

   - Сколько я должен?

   Усатый профорг подошел к своему столу, покопался в разложенных на нем бумагах.

   - А, ну вот она, родненькая! Итак, Фролов, в ведомости у председателя колхоза "Брячинские нивы" ты расписался за четыреста двенадцать рублей. Это больше семидесяти, значит, размер твоих взносов составит один процент, - он потыкал пальцем в кнопки здоровенного калькулятора "Электроника Б3-34" , - то есть, четыре рубля двенадцать копеек. Коньяк "Три звездочки" десять лет назад - тика в тику!