Сколько у меня это займет времени? Ну, дай Бог, может лет двадцать, при должном упорстве и благоволении Матушки. И то, при первом приближении и допущении. В общем, дома дел предостаточно.
А золото Аляски подождёт. Иногда лучше до поры до времени не открывать свои карты. Аляска ещё полвека-век не будет никого интересовать. А вот золото Австралии почему бы не взять раньше? Не только же на пингвинов и теуэльчей посмотреть я снаряжаю в Южный океан экспедицию.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, ТРОИЦКАЯ ПЛОЩАДЬ, АВСТЕРИЯ «ЧЕТЫРЕ ФРЕГАТА» 10 июля 1743 года.
«Похоже Иван дозрел,» — подумал Фалькельберг — «пора к делу переходить.»
Они сидели втроём уже третий час и выпили уже и пива, и анисовой, и горькой наливки на еловых шишках. Знакомые общие «юбки» закончились, дурость солдат и несправедливость генеральскую тоже обсудили. Закуски были хорошие и русского долго не развозило. Тут бы самим раньше под стол не упасть.
Матвей с опасением посмотрел на очередную кружку пива, пронесённую мимо них.
«Scheiße! Как бы там за стенкой писака прокурорский не перепился!» — не веря в крепость штатских выругался про себя майор Фалькенберг.
Впрочем, Якоб вроде вывел подполковника Лопухина на нужный разговор. Осталось надеяться, что любящий пиво письмоводитель может ещё пером без клякс услышанное выводить.
— Яша, ты пойми, — вещал Иван старому собутыльнику, — был я при дворе принцессы Анны камер-юнкером в ранге полковничьем, а теперь определен в подполковники, и то не знаю куда; канальи Лялин и Сиверс в чины произведены; один из матросов, а другой из кофешенков за скверное дело.
Поручик Яков Бергер осоловело слушал и кивал, придерживая рукой голову. Толи для того, чтобы лучше слышать, толи что бы не уронить.
— Многим в прежнее царствование было лучше, — поддержал Матвей Фелькенберг правдоруба.
— Ты майор правильно понимаешь! Мы вот тут забытые пьём. А Государыня ездит в Царское Село и напивается, любит английское пиво и для того берет с собою непотребных людей… — вдохновлённый поддержкой запел Лопухин, — ей наследницею и быть было нельзя, потому что она незаконнорожденная'.
«Да полковник созрел, но как бы самим чего лишнего не наговорить,» — пронеслось в голове у трезвеющего Фелькельберга.
Он кивнул, плеснул себе и Ивану из кувшина, и поднял кружку «в знак согласия». Писарь за отгородкой этого не видел не мог на бумаге потом изобразить.
— Так, Иван Степанович, — изобразив горестное лицо замямлил Бергер, — ушло то, что о то… о том… об этом говорить.
«А Яков то слаб в питии хоть и лейб-кирасир,» — подумал майор, — «или играет хорошо, как-то же первый раз он Лопухина разговорил?»
— Ты не понимаешь, Яш! Рижский караул, который у Императора Иоанна и у матери его, очень к Императору склонен, а нынешней Государыне с тремястами канальями ее Лейб-Компании что сделать? Прежний караул был и крепче, да и сделали, а теперь перемене легко сделаться; если б и тогда Петру Семеновичу Салтыкову можно было выйти, то он бы и сам ударил в барабан; за то его тогда и от двора отрешили. Будет чрез несколько месяцев перемена; отец мой писал к матери моей, чтоб я никакой милости у Государыни не искал, поэтому и мать моя ко Двору боле не ездит, да и я, после того как был в последнем маскараде, ко Двору не хожу.
«Ну вот ты, высокоблагородие, себе на Сибирь и наговорил,» — отметил Фалькенберг запивая эту мысль темным немецким пивом.
— Нынешние управители государственные все негодные, не так как прежние были Остерман и Левольд, только Лесток — проворная каналья. Императору Иоанну будет король прусский помогать, а наши, надеюсь, за ружье не примутся, — изливал душу Лопухин.
— Хороший ты человек Иван Степанович, но, нет ли кого побольше, к кому бы заранее забежать? — почти прошептал Фалькенберг, положив руку, вытянутую на плечо подполковника.
— В Москве приезжал к матери моей маркиз Ботта, и после его отъезда мать пересказывала мне слова Ботты, что он до тех пор не успокоится, пока не поможет принцессе Анне. Ботта говорил, что и прусский король будет ей помогать, и он, Ботта, станет о том стараться, — тихо, но ясно проговорил Лопухин.
— Должно быть, маркиз Ботта не хотел денег терять, а то бы он принцессу Анну и принца выручил, — в тон ему возразил майор.
— Не веришь, Матвей? — собравшись сказал подполковник, — скоро всё будет, скоро!
Дело было сделано и можно было не продолжать. Но ещё едва початый кувшин пива на столе, и за гору закуски оплачено. Австрийский посол Ботта уехал до осени, так что пославший их послухами Лесток может донесения Бергера и Фалькельберга до утра подождать. Да и писака может наконец упиться за загородкой.