«Что ж подсобим „мальчишке“. Граф д’Алион просил подумать о невесте для Наследника? Чтобы к Франции его расположила. Мне тоже бестужевская протеже Мария Саксонская и Польская не нужна. А руку своей принцессы Анны Генриетты Париж брезгует России предложить. Католики. Да и Елисавета Петровна сама с ними дела иметь не желает! И батюшка её Пётр Великий не хотел. Почти. За того же правящего сейчас Людовика он нынешнюю Государыню и сватал. Великий человек был! Жесткий, талантливый. Внук как бы не в него норовом. Хоть и не взрывной. Пока? Что ж. Мне с таким рядом привычно жить. Управу же найдём. Как Катькой-чухонкой того угомонили, так и этого угомоним. Не впервой».
Лесток убеждал себя, и даже себе верил. Ему сильно не хватало де ла Шетарди. Маркиз бы сам эту задачку разрешил. Но, сменивший его в Санкт-Петербурге Луи д’Юссон де Боннак, граф д’Алион действовал более осторожно. Француз всё хотел сделать чужими руками. Да и сам Лесток марать своих рук не хотел. «Чистые руки», с подачи Цесаревича, вообще новая «медицинская конституция». Так что…
«А ведь что-то говорил в прошлом году гофмаршал Петра фон Брюммер? Мол есть у его голштинца какая-то кузина или тётка из Ангальта. То ли Ангальт-Кетенская, то ли Ангальт-Дорнбургская. Неважно. По возрасту — идеально, мол, подходят. И родители обеих на Прусской службе. А, значит, устроят французов. Да и крутить этими мелкими принцессами будет легче чем французской, саксонской или дармштадской. Хотя что мне то волноваться? Русской же, вот, кручу. И с теми справлюсь. Надо Отто на партию в кости пригласить. О той его принцессе справиться».
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. 10 апреля 1743 года.
— И где у вас здесь пыточная, Ваше Императорское Высочество? — перешел к делу начальник Тайной розыскной канцелярии.
Можно подумать, что для этого моего нынешнего времени отсутствие собственной пыточной — это чистый моветон. Может где в Сибири заводчики или помещики в глуши и имеют. Но, пока Елисавета Петровна не запретила крестьянам на своих хозяев жаловаться, за такое к самому Ушакову попасть можно. На приём. Для личного испытания передовых достижений в области дознания.
Впрочем, собственная пыточная для утончённых натур высшей аристократии всех империй не была чем-то необычным. У нас тут самое начало Эпохи Просвещения. Мы почти в Средневековье со всеми атрибутами, положенными случаю. Страшные казни и пытки вполне ещё практикуются. Но, только в государственном порядке.
Официально.
В России — только в Тайной канцелярии дозволено. Со списочным штатом «местного КГБ» в семь человек. Мы ж не Европа какая чтоб каждый барон своё дознание и казни чинил? У нас страна правовая и гуманная. Матушка так та вообще ещё никого с восшествия на Трон ещё не казнила. Ну, чтоб насмерть. А дыба — мелочи житейские.
— Андрей Иванович, вы мне льстите, — разливаюсь в искренней улыбке, — куда до ваших подвалов моему виварию.
Слухи о моих опытах ползут по Петербургу. Завел, мол, себе Цесаревич камеры, где пытают собак да кошек, и лично «творит над мышами вивисекцию». Врут. Нагло врут. Некогда мне. Всего то один раз показал Рихману с Ломоносовым опыт по сокращению мышц препарированной лягушки под действие токов от электростатической машинки. Впечатлились и разболтали бездельники. С мышами уже Рихман экспериментировал. Но поди теперь докажи. «Вивисектор» я уже значит.
Впрочем, я и не собираюсь ничего опровергать. Как говорили римляне: «Oderint, dum metuant» — пусть ненавидят, лишь бы боялись. У Царственного Великого деда был «Чернокнижник Брюс». Его боялись так, что и через три века мрачную Сухаревскую башню обходили десятой дорогой.
Или вы думаете, что публичные казни в эти времена устраивали потому что властям было скучно или они были повышенной кровожадности? Нет. Просто так нужно было. Простые времена и простые нравы. Дед мой Пётр Великий мятежным стрельцам на Красной площади головы рубил лично. Толпа впечатлилась и осознала. Царь-батюшка суров, но справедлив. Бузить не стоит. Государь не дрогнет вдруг что.
— А куда же вы дыбу-то у нас заказывали? Медведя будите азбуке обучать? — возвращает мне Ушаков улыбку.
— Ну дыба ваша в операционную не вместится. Её в механическую поставят. А на ком говорящем её испытать у меня имеется.
Гость смотрит насторожено.
Заговорщицки говорю:
— Я на ней прочность материалов буду проверять. Для науки. Но, подыграйте мне Иван Андреевич. Сами понимаете. Нужно чтоб кое-кто…