Она охнула, отёрла лоб и кинулась в новую атаку, лепя снежки прямо на ходу.
— Кронпринц, тебе конец!
Она оступилась, споткнулась или произвела другое действие, но, по факту, сбила меня с ног, и мы, хохоча, рухнули в сугроб. Точнее, она просто рухнула в мои объятия.
— Петер, это нечестно. Ты пользуешься тем, что я в платье. В нём тяжело, я не могу даже нагнуться толком.
Протираю ладонью её лицо от снега.
— Не преувеличивай. Ты не в бальном платье. Ты бы в лаборатории не смогла бы работать.
Театрально надутые губки.
— Всё равно это не честно! Отпусти меня!
Улыбаюсь.
— Ты и правда этого хочешь?
Она вздохнула.
— Нет. Но, я приличная принцесса.
Киваю.
— Конечно. Я понял и принял. Но, Ваше Высочество, я же только спасаю вас из снежного плена, как настоящий рыцарь. Кстати, дракона тут нигде нет? Я бы тебя и от него спас.
Улыбка.
— Тебе виднее, мой рыцарь. Это твой замок и твои земли.
Внезапно Лина прильнула своими устами к моим.
— Петер…
— Любовь моя…
— Петер, правда, я замёрзла уже.
— Тебя согреть?
— Да, ну тебя. Где термос с чаем? Выпусти меня.
— Да. Но — нет. Ещё мгновение счастья, прошу тебя.
Моя щека прижимается к её мокрой и снежной щеке.
— Счастье моё. Снежная Королева.
— Петер, нас увидят.
— И что? Сад под охраной. Тут нет чужих.
— Я пока не твоя невеста. Это неприлично. Отпусти. Помоги мне подняться.
… Через пять минут мы сидим на волчьих шкурах в плетённых креслах и пьем горячий чай.
— Петер, как хорошо, что ты придумал термос. Это так хорошо, на морозе, в снег и горячий вкусный чай!
— Я его придумал для тебя!
Смех.
— Врешь!
— Вру. Пусть это будет самое большое вранье тебе в моей жизни.
Кивок.
— Ловлю на слове. Что с Москвой?
Пожимаю плечами.
— Сложно, как всегда. Почти экспедиция на Луну. Каждый год ездим и каждый год проблемы с организацией.
— Кстати, Петер, хотела спросить, а почему вы каждый год именно зимой ездите в Москву?
Делаю глоток живительного горяченького.
— Откровенно говоря — не знаю. Не спрашивал у Матушки. Так повелось. Наверное, зимой дороги лучше, на санях быстрее, чем на карете с колёсами. Но, не знаю. Просто традиция. Тут бы угадать с твоим покаянием. Месяц на то-сё. Успеть с помолвкой и успеть вернуться в Петербург до весенней распутицы, а то застрянем в Первопрестольной.
Лина кивнула и отставила чашку.
— Прогуляемся по саду? Люблю свежий снег и воздух. В лабораториях не всегда пахнет свежестью.
Киваю.
— Конечно. — Поднимаюсь. — Ваше Высочество, разрешите вас пригласить на променад?
Принцесса опирается на мою руку и встаёт из кресла.
— Сударь.
— Сударыня.
Мы гуляем. Уже не дурачимся. Вдруг Лина спрашивает:
— Ты хотел со мной поговорить. О чём?
— Тебе не понравится. Тяжёлая тема. Не хотел именно сегодня.
— Петер, я произнесу клятву в церкви. «И в горе, и в радости». Считай, что это уже случилось. Бог тому свидетель.
Она очень серьезна. Восемнадцатый век. Даже просвещённые люди не бросаются такими словами.
Смотрю ей в глаза.
— И в горе, и в радости. Бог тому свидетель.
— Я твоя, Петер. Навсегда.
— Я твой, Каролина Луиза. Навсегда.
И почти одновременно:
— Бог тому свидетель.
Долгий поцелуй.
Долго молчим, держась за руки.
— Так что, Петер?
Выдыхаю.
— Ты знаешь историю, как я стал Цесаревичем-Наследником.
Кивок.
— Конечно. Ты — внук Петра Великого и Матушке нужен был Наследник. Ты сын её сестры.
— Да. Ты — принцесса старого Дома и знаешь, как ветвятся родовые ветви. Нас никто не слышит, но даже будь тут Матушка, я бы повторил то, что хочу сказать. Впрочем, я это ей говорил… В общем, мы обсуждали, и она велела мне поговорить с тобой. Это Тайна, Лина. Пойми.
Кивок.
— Лина, как ты знаешь, есть Старшая Ветвь Романовых.
— Знаю.
— Мы — Младшая Ветвь. И есть те, кто хочет это переиграть. Наши права спорны.
— Я понимаю. Это естественно. Везде так.
— Да. Прости.
— За что?
— Если ты станешь моей женой, то велика вероятность, что тебя убьют вместе со мной в случае переворота. А он вполне может случиться.
Её ладонь коснулась моей щеки.
— Глупый. Неужели ты думаешь, что я не понимаю этого? Я это понимала с первого дня нашей переписки два года назад. Разве бы я приехала, если бы не была готова к этому?
Киваю.
— Спасибо. Но, есть ещё одно. Есть Иван. И есть Катенька. Маленькая, несчастная Катенька, которую уронил гвардеец головой об пол в ночь переворота. Меня не было тогда в Петербурге. И, вообще, в России. Что с ней случилось — не моя вина. Но, она моя племянница. Так или иначе. Детей с Леопольдовной Матушка не оставит. Если не я, то кто позаботится о малышке? Что её ждёт я даже не представляю. Боюсь представить. Она практически оглохла и плохо говорит. Я тебе скажу сейчас страшную вещь, ибо это государственная измена. Если что с Иваном — с точки зрения заговора она Императрица. Хоть глухая, хоть нет. Для заговорщиков даже лучше, что глухая. Они и без неё разберутся с властью.