— Спасибо, Матушка, — благодарю искренне, — а Степан?
— Ну если поженятся, то дам я ему камер-юнкер, раз уж ты так просишь, — резюмирует Императрица, — ты уж Петенька тоже о моих милостях не забудь.
— Разве ж я могу, Матушка, — развожу руками благодарно и удивлённо.
Вот же ж! За один променад я уже этой лисе два раза должен.
— Вильгельм Гессен-Кассельский, готов свою племянницу Вильгельмину к нам в январе послать, — резко меняет тему Елисавета Петровна.
Твою же мать! Дожал Париж кассельцев! Надо было маркиза Шеттарди сразу как приплыл удавить.
— Матушка, — взволновано говорю я, — мы же уже договорились!
— Я сказала только, что Каролина нравится мне, — твёрдо парирует Императрица, — но есть и государственные интересы!
И что теперь делать?
— Матушка, я уже слово дал, — говорю, глядя ей в глаза дерзко, — я люблю Каролину и никакие другие невесты мне не надобны!
Тётка смотрит на меня, и я вижу смеющиеся огоньки в её глазах.
— Хорошо, Питер! Любишь её? Бери!
Склоняю голову перед императрицей.
— Роду она хорошего, и не самого влиятельного, мне, по сути, всё равно кто из гессенских принцесс будет Екатериной Алексеевной, — рубит она.
— Екатериной Алексеевной? — изумлюсь я.
— Да. В честь матушки моей! Или ты и тут против? — властно произносит тётка.
Так она ещё и передумает. Надо не медлить.
— Конечно, тётушка, это большая честь, — отвечаю с почтением, — нарекать это Ваше право…
— Молодец, — веселеет Елисавета, — быть по сему!
Я отмираю окончательно.
— И первенца Павлом назовёшь! — забивает как гвоздь Она.
Вот кто меня за язык тянул? Знал же, что, зная пять слов нужно становиться на трёх. Торопыга.
— Прекрасное имя, — говорю и кланяюсь ниже. Не зачем ей видеть всего что у меня на лице.
— Вот и прекрасно, ступай, невесте твоей я сама сообщу, — и говорит тётка.
Кланяюсь и ухожу. Главное сделано. А имена -пустое. Я другой. Жена у меня будет другая. А Павла мы воспитаем правильно. Главное, что б тётка не забрала. Но здесь у неё, итак, уже двое морганистических, да ещё «племянник» и племянница от Разумовского на воспитание приедут. Мне с Линой тоже сие предстоит. Скорей бы.
Блин, ну и заходы у Лисаветы! Но я тут не власть пока. Потому: юли, терпи и смирись.
И не торопись. А то вместо дела каждый день будут одни разговоры как наш с ней этот.
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. РИЖСКАЯ ГУБЕРНИЯ. КРЕПОСТЬ ДЮНАМЮНДЕ. 22 декабря 1744 года.
— Ваше Высочество, пора вставать! — настойчивый голос вывел Анну Леопольдовну из сна.
«Что ещё? Они так Лизу разбудят».
Бывшая Правительница нехотя встала с постели. Она только пришла из детской покормив грудью Лизу. Три с половиной месяца дочке. Старшей Кате два года с половиной, но она с Юлианной Менгден.
Глаза наконец приспособились. Анна присмотрелась. Новый комендант Орлов собственной персоной!
— Иван Михайлович, что случилось?
Бывшая Регентша не гневалась на разбудившего. Да и как ей на него гневаться? Появившийся месяц назад Орлов сделал им некоторые послабления. Они стали чаще гулять. Лизу крестили наконец в гарнизонной церкви. Они с мужем впервые за год наконец увидела отнятого у них в Риге сына. Иван её не сразу узнал. Потом был рад. Прижался. Но не плакал. Говорил плохо. По-русски.
— Ничего, просто вам пора собираться, — спокойно сказал комендант.
— Куда?
— Вас переводят, Ваше Высочество. Все уже уж погружены. Вас не хотели будить.
«Опять? Но как-то иначе всё нынче творится…»
Много времени на личные нужды Орлов ей не дал. Как Анна умылась, комендант лично помог ей надеть шубку.
«От чего такая галантность? К добру ли? Скинули-таки петрову выблюдицу с чёртушкой? Господи, пусть так будет!»
Анна Леопольдовна перекрестилась.
Как и год назад их ждали возки. Крещенские морозы прошли. Но трубы на двух возках показывали, что они даже будут топиться.
«Видно далеко повезут. Обратно? Откуда взяли. Или нет? Может Лизка решила их отпустить? Тут же рядом граница».
Все уже были на местах. Менгден радостно махала в одном окне с Катериной. Показала Анне спящую Лизу. Муж сидел в другом возке в недоумении.
«Послал же господь в мужья увальня! Смел Антон, да прост. Да и сама я не львица».
Маунзи вынес на руках одетого Ивана. Тот был плох. Анна рванулась к сыну.
Шедший рядом с врачом солдат чуть её притормозил.
— Ваше величество, — тихо произнёс Майкл Маунзи, — простыл И… ван, я спустил ему кровь, пусть теперь выспится.