Я с Викой, и Сурков с Приходько, самым наглым образом забрались и уселись на высокий древний комод, напротив разворачивающегося действа. Девушки прихлебывают из пластиковых стаканов мартини с тоником, что мы загодя им намешали в походный термос. Мы с Сурковым по очереди хлебаем коньяк из фляжки, и курим. Остальные наблюдают стоя. В воздухе стелется дым с запахом травы.
Адосинский тем временем, пошел сквозь расступающуюся публику, оценивающе разглядывая девушек. И подошел к нам. Я затянулся. А он уставился на Вику. Подумал, и перевел взгляд на Ирку. Она сказала «Ой», и попробовала спрятаться за Суркова. Антон хмыкнул, развернулся, и пошел обратно. Схватил по дороге за руку первую попавшуюся девушку — блондинку, с густой роскошной гривой волос до пояса. Усадил её на стул по центру, и сделал несколько магических пассов руками. Девушка всем своим видом продемонстрировала, что загипнотизирована.
Адосинский, не торопясь, закутал её в простыню. Принес удлинитель, воткнул в розетку. Потом принес что-то, что оказалось машинкой для стрижки волос. Воткнул в удлинитель. Бесчеловечным взглядом обвел публику. И, совершенно злодейски улыбаясь, принялся стричь девушку налысо. Публика сказала «Ах», наблюдая как пряди волос падают на пол.
В это время, даже несколько перекрывая разворачивающееся шоу, перед ними выходят и замирают семь парней и девушек, одетые только в белое солдатское исподнее. Потом невысокий парень начинает таскать ведра и на них выливать. Ведра с краской. И каждый оказывается своего цвета. Красный, оранжевый, желтый, зеленый и так далее.
Ведра таскал Сергей Курехин. Все действо называется перформанс «Настроение». И через пару лет будет называться «Популярная механика».
Музыка становится громче. Облитые начинают обниматься и тереться друг о друга, становясь разукрашенными совершенно авангардно.
И девчонки и Сурков, смотрят на это все не отрываясь. А я это уже видел. В другом антураже и с другими действующим лицами. Но, в частности, знаю, что девушка, что стригут налысо — сожгла химией волосы, и так обновляет прическу.
Я наблюдаю за публикой. Помесь истеблишмента с неформалами. Здесь кинорежиссер Соловьев, с Татьяной Друбич. И Алексей Учитель. Чуть в стороне стоит тот самый Африка. Поодаль басист и создатель «Алисы» Задерий. Еще какие-то смутно знакомые лица. Некоторые потягивают «Агдам» из горла. Кое-кто тянет косяки.
Мы сдали последний экзамен, и девушки потребовали развлечений. Идти на студенческую дискотеку во Дворец Молодежи мне показалось скучным, и я предложил экстрим. Пойдемте в подпольную галерею? Картины, музыка и интересные люди. Будет весело.
Новый год и экзамены минули незаметно. Хотя время, что мы провели в пансионате — наверное лучшее, что я живу второй раз. Было весело, мило, и просто здорово. С нашего потока поехало двадцать четыре человека, включая Суркова. Шесть парней и восемнадцать девушек. Остальные отдыхающие — наши студенты, и преподаватели. С других факультетов, и курсов. В двухэтажном кирпичном здании нам отвели часть второго этажа. Комнаты по двое. Не заморачиваясь, оттащил наши с Викой сумки в комнату. Потом мы понаблюдали, как заселяются Сурков с Приходько.
Еще в институтском ПАЗике, Сурков прифигел не только от количества девиц вокруг, но и от тем разговоров. Мы-то уже привыкли. А тут все девицы, на фоне незнакомца, старались быть изысканными интеллектуалками, попутно обсуждая тушь для ресниц. Лишова делала вид, что спит, хихикая мне в плечо. А Серега резко снизил градус возвышенности, пустив по кругу стакан с мартини. Попутно рассказывая девчонкам, что нафиг вам косметика, таким классным, особенно советская? Советская косметика, она же максимум что подчеркивает, это вашу прекрасную душу! Ну и дальше покорять и обольщать, как это у него принято.
Я бы никогда не подумал, что Ирина Приходько, это воплощенное совершенство и ослепительное обаяние — настолько ревнива. Еще по дороге она наговорила Суркову гадостей и злобно сопела на заднем сидении. А когда мы пошли заселяться, видимо уже не сдерживалась, и выдала Сереге по полной. Тот, не в силах выразить теснивших грудь чувств, влетел в комнату, увлекая за собой Ирку. Дверь с треском закрылась, и из-за нее тут же послышался визг, писк, топот ног, вой крокодила и звон разбиваемых стаканов.
— Ко-о-оль, — спросила меня Викуня, с восхищением это все пронаблюдавшая. — А почему мы никогда не ругаемся?
— Я тих и кроток аки херувим, Вик. Только не поддавайся их влиянию. Так ведь оглянутся не успеешь, как я тебя порю ремнем. Благо есть за что.