— Ты и вправду переводишься? — спросил Валера.
— Ага. Меня здесь не любят. Светка, вон, и не здоровается.
— Ты, Андреев, так страдаешь, так страдаешь! — фыркнула она.
— А как же! Весь извелся. Но я уважаю твой выбор, и тихо уезжаю.
Подмигнул Валере, и постучал в дверь деканского кабинета.
Из окна электрички наплывающая Москва выглядит затрапезно. Возвращаясь из Обнинска я снова думал о том, что нечего в этой Москве мне делать.
Созданная такой, какая она есть, недалеким Сталиным, она вскоре превратиться в Метрополию. А вся остальная страна станет колониями, из которых в Метрополию будут приезжать дикие кочевники, бросившие размеренную жизнь ради куска хлеба. Москва, это город чиновников и для чиновников. В отличие от Питера, созданного как альтернатива Москве, и проигравшего борьбу. От Питера — преданного большевиками и ставшего никому не нужным. От того самого Питера, что исторгает все чуждое, и, в грязи и мучениях, рождает направление движения для остальной России.
Спускаясь в метро, я думал о том, что уже жил в Москве. И, при всех успехах, так и не полюбил этот город. Впрочем, и времени на эти глупости не было.
Ещё уезжая в Обнинск, я зашел к Суркову домой. И оставил записку со своими новыми координатами в Питере. Он вскоре объявится. А то уж совсем тоска.
Глава 20
Сурков пришел под вечер. Оставил на автоответчике суровое распоряжение ждать. А мне что, недавно вернулся из Обнинска, варю макароны. Он пришел со сломанным зонтом и рюкзаком.
— Это что? — показал я на зонт.
— Это будет коллаж. Ты живешь, Дух, как в сарае, никакой красоты.
Он прошелся по квартире. Я вывалил макароны на сковородку и пошёл за ним.
— Сурков, над твоим диваном. Других вариантов нет.
— Смотри! — он слегка раскрыл зонт, больше не открывался, и подвесил на стене на гвоздик — сразу появились изысканность, и шарм!
Я повернулся и пошел обратно на кухню.
— Как там в Обнинске? — он пришел за мной.
— Все то же, все те же. Нечего мне там делать..
— Это ты все таки виделся со Светкой? Как она сдала сессию?
— Она замуж вышла.
— Бггг. Коль, ты встречался с девушкой, но ушел в армию. Пока ты там защищал её от империализма, она вышла замуж. Следишь за мыслью?
— Да. И что дальше?
— Ничего, уже можно ржать.
Он уселся за стол и принюхался.
— Давай, помешивай, подгорит же!
Уплетая макарошки, он рассказывал как отдохнулось. Если бы не море и мать с сеструхой, я бы там всех на ноль помножил, Коль. Там, рядом с нашим, цэковский санаторий. Патриции, блять. Охрана как у золотого хранилища. Но за десятку — пользуйся пляжем и ништяками. Только смотрят на тебя как на сиволапое быдло, попавшее в круг избранных. А чуть копнешь — мелкая шелупонь при ЦК. Или вообще какой-нибудь директор овощебазы.
— И кому ноем, Сурков? Загорелый, отдохнувший, чего нужно?
— Нужно равенства, как обещали классики.
— Судя по всему, московские телки там тебе не давали.
— Кстати! Может, метнемся на Лесную? Рычкова сдала сессию, и наверняка грустит. А тут ты, такой весь герой, из армии, суровый, но нежный. И говоришь ей — Оля! У тебя нет подружки, а то Суркову скучно?
Оля Рычкова — одна из милых и веселых девушек, с которыми я коротал зиму перед армией.
— А если подружки вдруг нет?
— Тогда, Дух, мы ей объясним, что мы теперь взрослые. И пора попробовать это втроем!
— Забудь.
— Да ладно! Мы никогда не устраивали тройничка!
— Это не случайно, Сурков. У меня есть морковка, что я могу повесить перед твоим носом.
— И что я должен сделать?
— Поедешь на Политехническую, и сдаешь документы. Восстанавливаешься.
— А потом на Лесную?!
— Ну нет. Что это за морковка, на следующий же день…
Сурков учился на факультете гражданского строительства. Туда брали всех. А он был рад свалить из десятиметровой общажной комнаты, где ютился с сестрой и матерью. Будет работать по специальности, и станет весьма успешным девелопером. С другой стороны — неудивительно. Он приятельствовал с тамбовскими.
Я между тем, рассказал ему что виделся с Фредом. И что он обещал организовать нам вызовы в Финляндию. Потом сходил, принес подвеску. Положил перед ним.
— Сколько, говоришь?
— В этом виде, без документов, максимум миллиона четыре.
— Охуеть! — он неожиданно встал, подошел к окну и провел одним из камней по стеклу.
— Дебил, бля! Вот тогда пойдешь завтра и купишь новое стекло. Или стекольщика найдешь!