Рис. 13. Небольшие меловые головы (вотивные приношения), найденные на месте храма, Алатт
Рис. 14. Резьба на стенах доисторического пещерного захоронения, Марна (по де Бэ)
Подобная непрерывность местной традиции на фоне многочисленных этнологических и археологических перемен говорит о том, что в вопросе о развитии культуры мы должны учитывать не только влияния извне и чужеземные нашествия, но и воздействие genius loci, древнего и не подверженного изменениям духа сельской местности, который может сохранить древний образ мышления и поведение простого народа, рожденного на его почве. Мы должны помнить о том, что дух страны может одержать верх над всеми привнесенными идеями захватчиков и что религия, распространившаяся на обширных пространствах под влиянием одного народа, в определенных районах может принять местные черты, в значительной степени отличающие ее от той же религии на ее родине. В частности, этим объясняется такое положение дел, при котором друидизм признается чисто кельтским явлением и одновременно, так как он был создан на основе доисторических верований только некоторых провинций, в которые вторглись кельты, не считается общекельтской религией.
Глава III
История
Мы черпаем наши сведения о древних друидах практически полностью из случайных упоминаний античных авторов. Однако за единственным исключением все античные источники, на которые мы опираемся, были написаны после завоевания Галлии римлянами, и только в одном случае ссылка на друидов, и то чрезвычайно краткая, восходит ко временам греческой колонии в Массилии. Это означает, что все наши данные прямо или косвенно исходят из римских источников, и вполне естественно, что в них мы не найдем сколь-нибудь значительного объема информации. Ведь очевидно, что сведения из первых рук представляют собой исключение из правил даже у имперских историков и географов, и, следовательно, во всей литературе римского мира мы не можем ожидать ничего, кроме довольно туманных упоминаний об этом варварском жречестве.
Однако столь незначительный запас позитивного знания и скудность более поздних комментариев не в меньшей степени проистекают из, попросту говоря, отсутствия интереса. Римляне-колонизаторы не вели никаких миссионерских предприятий; чужеземцы могли быть варварами, дикарями, но в их глазах эти дикари не были язычниками в нашем понимании слова; и если в конечном итоге Юпитера, Марса, Меркурия и других богов римского пантеона стали почитать в отдаленных областях империи, это явилось следствием смешения местных божеств с римскими, которому чрезвычайно способствовала политика веротерпимости, а не результатом прямого обращения населения в римскую веру. Несомненно, такая политика стала возможной только потому, что на посторонний взгляд варварские культы и сама природа варварских богов не слишком отличались от обрядов и божеств, к которым привыкли сами римляне. Иными словами, между религиозными системами не существовало таких очевидных различий, которые разделяют крупные религии современного мира. Однако какова бы ни была конечная причина, результат налицо: римляне не изучали и не обсуждали варварские религии, с которыми они сталкивались, и не предпринимали серьезных попыток вникнуть в стоящие за ними философию и мировоззрение. Поэтому, когда мы обращаемся к римским источникам за сведениями о друидах, мы не должны ожидать, что с течением времени в них проявится возрастающий, хотя бы и чисто академический, интерес; в самом деле, как мы увидим, ученые поздней эпохи чрезвычайно мало добавили к небольшому запасу знаний об эпохе расцвета друидизма, который собрали их предшественники.
В этой главе я намереваюсь привести большую часть античных свидетельств, касающихся друидизма, и в результате мы получим практически весь материал, который подлежит обсуждению. Поэтому было бы неуместно рассматривать отдельные обрывки сведений по мере цитирования авторов, ибо в таком случае нам пришлось бы постоянно переключать наше внимание с одного аспекта друидизма на другой; и мне кажется, будет лучше в первом приближении ограничить наш интерес главным образом вопросом об авторитете друидов, т. е. о власти и престиже их сословия, и о его упадке, наступившем из-за враждебного отношения римлян. В следующей главе мы обратимся к его учению и ритуалам.
В дошедшей до нас литературе друиды фигурируют (а упоминания о них с течением времени становятся все реже и реже) начиная примерно с 52 г. до н. э., когда Цезарь написал свои «Записки о Галльской войне», по 385 г. н. э., когда Авсоний написал сборник од, адресованных ученым из Бордо. Однако в первой половине III в. н. э. Диоген Лаэртский в предисловии к книге о жизни философов мимоходом замечает, что друиды упоминались в двух утерянных трудах — трактате о магии, в те времена приписывавшемся Аристотелю, но на самом деле, как теперь известно, являвшемся апокрифом, и в большом труде грека Сотиона Александрийского, написанном около 200 г. до н. э. Поэтому мы возьмем в качестве отправной точки этот отрывок из Диогена, хотя он и выпадает из правильного хронологического порядка наших авторов.