— Но ведь у других целителей есть дети. Ты же сама говорила, что бабушка у тебя тоже была целительницей.
— Она сделала свой выбор, а я — свой. У меня свой путь, и, знаешь, Айнвар, в обычае друидов уважать решения собратьев.
Я был слишком молод, чтобы понимать, как на протяжении жизни человек меняет отношение к тем или иным вещам. Независимость от семьи, которую выбрала для себя Сулис, когда-нибудь сильно скажется на ней. Я просто принял ее слова на веру, но мне было грустно.
Время от времени Менуа все же использовал нас двоих для ритуалов с использованием энергии пола. Однако с каждым разом процесс становился для меня все более болезненным. Но я никогда не отказывался. Я понял, что происходящее между мужчиной и женщиной в ходе ритуала — это священное действо такой силы, что все остальное меня уже не удовлетворяет.
Вот Тарвос Бык не искал в своих женщинах никакой магии. Когда у него возникало желание, он готов был жениться на ком угодно. Я был уверен: даже такой брак стал бы удачным. Жена восхищалась бы его шрамами, его мужской силой и рожала бы ему детей, которым предстояло пополнить ряды наших воинов. Все были бы довольны.
Как-то раз я шел ночью под звездами. Со мной были только темнота и ветер. Из открытых дверей до меня долетали обрывки разговоров. Ни одной законченной мысли. Людям, давно и близко знавшим друг друга, не было нужды выстраивать речь, как на сходе. Достаточно было пары слов, остальное угадывалось. Да и говорили-то о самых простых вещах: о работе, о еде, о погоде, о каких-то совершенно личных делах. Кое-где ссорились, кто-то смеялся... Люди в домах были просты и понятны. Они были навсегда встроены в обыденное. Я так не мог. Даже огромного ночного неба с яркими звездами мне было мало. Впереди меня ждали магические свершения. Возможно, Сулис права, подумал я. Я шел под звездами, мечтал, и никто не слышал, как я прохожу мимо. А время текло вокруг и сквозь меня.
Тридцатилетие считалось у нас возрастом зрелости. Но время измерять было непросто. Я долго изучал бронзовые листы, на которых был вырезан наш календарь. Размечал год, чтобы праздники всегда приходились на нужное время, соотносясь с периодами на земле и на небе. Календарь состоял из шестнадцати столбцов, представляющих шестьдесят два лунных цикла, разделенных на светлую и темную часть, с двумя дополнительными циклами, чтобы привести все в соответствие с солнечным годом. Наука давалась трудно, не всегда хватало слов для обозначения нужных понятий. А ведь это только часть из того, что мне предстояло освоить. Голова пухла от знаний. Учителей у меня было не сосчитать. Я должен был понимать, о чем говорят пшеничные колосья, что означает расположение речной гальки на берегу, чего ждать от построения гусиной стаи в небе. Но главным моим наставником все же оставался Менуа. Я учился и учился и, в конце концов, изучил его приемы лучше, чем собственный плащ.
Ход времени сказывался и на нем. С каждой новой зимой главный друид становился более раздражительным. Его суставы хрустели все громче.
— Ты станешь моим последним учеником, — как-то раз сказал он мне. — Тебе предстоит сменить меня.
Конечно, я возрадовался и возгордился. У меня появился мощный повод еще более прилежно постигать науку друидов. Я, наконец, научился сосредоточиваться настолько, что без труда запоминал законы, изложенные в длинной песне, сложенной бардами. Повторив ее несколько раз, я пришел к выводу, что законы мудры и прекрасны.
Очередное сборище после Самайна, после принятия всех решений, Диан Кет обычно завершал словами: «Мы принимаем решения в соответствии с законом природы, поскольку природа является источником вдохновения и образцом закона. Не должно быть законов, противоречащих природе».
Менуа научил меня языку греков, отточил мое знание римского, которому я выучился от торговцев. Сам главный друид с презрением отзывался о языке римлян; он считал его слишком грубым, не способным выразить все многообразие бытия. Он научил меня и письменности, используя восковые таблички и выделанную телячью кожу.
— Не слишком полагайся на знаки, — предупредил он меня. — Записи можно стереть, свитки можно сжечь. Только то, что ты запомнил, останется с тобой навсегда.