— Я даже гулять боюсь, Настя, — пробормотала Полина, для пущей убедительности. — Мы с Лизой весь день у песочницы. Они в ларёк вышли и давай орать, какая я потаскуха, со всем двором трахалась! И что дети не Андрея! Вчера закрывалась, он ночью пил у друзей, вернулся и давай долбиться в дверь! Ногой, бутылкой, а она же железная — весь подъезд на ушах! Вызвали милицию, он у того наркомана спрятался! Через час вернулся и так до утра. Мы не спали совсем... У нас и окна в комнате побитые… Октябрь месяц, а как зимой жить?
— И зачем тебе это надо, жить зимой с выбитыми окнами? — прямо спросила я, распознав в речи «подружки» намёки на помощь в квартирном вопросе на длительное время. — Понимаю, если одна, а у тебя дети. Почему не расстанетесь?
Полина посмотрела на меня как дурочку и сказала возмущённо:
— В том то и дело, у меня дети. В отличие от тебя.
— Твои дети изъявили сознательное желание мёрзнуть зимой в квартире?
— Настя…— цокнула языком Полина.
— Что Настя? В последний раз, когда я с ним здоровалась, он заливал браткам, как ты чпокаешься с Витей, пока он пашет. А в первую нашу встречу расписывал, как его сразила твоя неземная красота. И как ради тебя станет первым помощником сантехника. И? Семь лет прошло! А он всё ещё второй, с окладом в девять тысяч. Девять, Полина! На двоих детей и тебя, безработную! И он даже не всегда отвечает на вызовы, то сдаёт телефон в ломбард, то выкупает. Да даже наркоманы-мебельщики вроде Сани лучше живут, за проезд платят! Тебе оно не надоело? — Я открыла дверь в подъезд ключом. — Вместо того, чтобы показать ему место на помойке, ходишь по подружкам! Подожди здесь! Меня вся эта ситуация одолела.
Я занесла картины, выложила телефон, сняла серьги и кольца и вытащила из сейфа старенький складной нож. Закрыла дверь, ключи занесла бабушке-соседке. На случай, если дойдёт до драки или чего похуже. Всё-таки Андрей знал, где я жила, а от консьержа мы отказались.
— Настя… — Увидев, как я играюсь с ножом, разозлившаяся на мои слова Полина вся подобралась. — Может, я просто у тебя переночую? А завтра утром сходишь со мной, вдруг он на работу пойдёт…
— Мне есть чем заняться, а ты не бездомная. — Я дала Полине и себе альтернативный выход из ситуации, добавив: — Почему не поедешь к маме? Или к Алине, своей лучшей подружке?
— С мамой поссорились, ей Андрей совсем не нравится, ничего не хочет о нём слышать. — Пожала плечами Полина. — У Алинки тоже в запой ушёл. Она к бабушке уехала.
«И это мои ровесницы? — с отвращением подумала я. — В другом районе, ближе к центру, они выучились и работают, ведут здоровый образ жизни, а тут…»
— Полиции что сказала?
— Ничего. В дверь стучат.
— А пьющий сожитель без прав на квартиру?
— Настя… — Полина вновь посмотрела на меня осуждающе.
До хрущёвки мы дошли молча. Полина держалась сзади. Да, полиция не выпроваживала «гостей». Следовало обращаться в суд, но и после его решения человек мог наведываться «в гости». В этом цирке униженных, оскорблённых, бухающих и нищенствующих я ориентировалась хорошо и знала, что лучше оставлять их вариться в своих проблемах. К сожалению, сегодня я дошла до точки кипения.
В молодости Настя Волкова пользовалась дурной славой на районе. Все знали — с ней шутить нельзя. Дома не наказывали, гуляла допоздна, и деньги у неё водились (честно заработанные, но это знали не все). Мама не занималась моим воспитанием, была уверена в моей благоразумности, которой я, несомненно, обладала, выпинывая из подъезда бухих соседей, пирующих на лестничной площадке. Чтобы не ссали на дверь.
Одним словом, опыт общения с бухими у меня имелся, а с наркоманами всё обстояло сложнее. Они в городе появились не так давно.
Андрей, сожитель Полины, родился и жил в другом округе, меня он не знал. В отличие от Сани с пятого этажа, который делал мебель на шарашку у нефтезавода. У нас были общие приятели из серии «привет — пока» и те рассказывали, как у Сани на работе парни жрали «колёса». Саня тоже втянулся, наверное, от горя. Его родной брат работал мебельщиком в другой сомнительной конторке, где ему распилило руку, а начальник, вместо того чтобы отвезти беднягу в больницу, выбросил его в лесополосе с двадцатью тысячами за молчание. Парень умер от потери крови в автобусе. Вину работодателя не доказали, официально брат Сани трудоустроен не был, коллеги по цеху молчали, а шарашка та прикрылась на время расследования. От озлобленного жизнью Сани под наркотой можно было ожидать чего угодно. Этого я побаивалась.