Создавая спектакль, трагическую напряженность повести мы перевели в сферу философской притчи, тем самым подчеркнув не бытовую конкретность ситуации, а вечность конфликта добра и зла. Нам хотелось побудить зрителя к активной доброте, понимаемой не как разовое деяние, а как устойчивое состояние человеколюбия.
Но поймут ли это люди, не знакомые с повестью, не знающие или плохо понимающие русский язык?
А фестиваль — это, прежде всего, спектакли, по три-четыре в день на 7—8 сценических площадках города. Спектакли настолько самобытные, что невозможно выработать единый критерий для оценки увиденного, каждый интересен по-своему. Потому здесь нет официального жюри, никто не объявляет победителей, но есть публика, серьезная и придирчивая, эмоциональная и категоричная в оценках. Сюда съезжаются профессиональные режиссеры и актеры, театральные обозреватели и журналисты многих стран, съезжаются не ради праздного любопытства, а чтобы в творческих поисках мирового молодежного театра почувствовать живую струю, тенденцию развития театрального движения в целом и, может, что-то взять на вооружение.
Фестиваль — это открытые обсуждения, творческие семинары и дискуссии, встречи с видными деятелями театра многих стран мира. Эмблема фестиваля — меч, пронзивший самого себя, девиз — «Театр молодых — голос прогресса». Этот в достаточной мере общий лозунг позволял участникам высказать со сцены и с трибуны свои взгляды на общественные, моральные и политические проблемы современности.
Наконец, фестиваль — это ежедневные и еженочные встречи и знакомства, беседы и споры, лично, через переводчика или с помощью жестов.
…Сегодня последняя ночь фестиваля. Его официальное закрытие состоялось несколько часов назад, сразу после окончания нашего спектакля в помещении театра «Вспулчесны» («Современный»). А сейчас вот здесь, в переполненном и гудящем студенческом клубе, люди подходят и пожимают руки нашим актерам, что-то говорят на непонятном языке, прикладывая руку к сердцу, просят написать несколько слов на нашей программке или просто похлопывают по плечу, поднимая при этом вверх большой палец — международный жест одобрения. Сегодня наш день. Наш, так как, судя по всему, высокая поэтика и гуманизм повести Айтматова, образность спектакля и страстность изложения обрели интернациональный смысл, сломав языковой барьер, проникли в сердца и взволновали людей.
— Я впервые вижу русских. Я мечтала об этом, когда ехала на фестиваль. Я не знаю русского языка, но меня очень трогает ваш спектакль и я хочу сказать вам: «Спасибо!» — переводит поляк речь мексиканки.
— Я приеду домой и расскажу своим друзьям, что встретил хороших парней, что мы понимаем друг друга, — говорит англичанин.
— Мы увидимся в Праге, — перекрикивает шум чех, и никто еще не знает, что его слова окажутся пророческими.
За нашим столом мы поднимаем тост за дружбу, за встречу, за фестиваль — с болгарами, чехами, хозяевами фестиваля поляками — обаятельным и сосредоточенным Богуславом Литвинцом, физиком-теоретиком по специальности и директором этого крупнейшего форума молодежного театра, его помощником — немногословным Анджеем, со старым знакомым по 1971-му — гидом группы тогда и сейчас — Эдвардом, который гордо ходит с нашим подарком — златоустовским топориком, засунутым за пояс…
Я смотрю на молодое и мужественное лицо моего собеседника. Ренцо Каззали — руководитель и режиссер театра «Коммуна» из Аргентины. Ему за тридцать. Он — коммунист. Трижды получал письма от фашиствующих элементов с угрозой расправы. Вынужден был эмигрировать из Аргентины в Италию и только там встретился со своим театром по дороге на фестиваль. Видно, не всем по душе в Аргентине его яростный антифашистский спектакль — пронзительный крик боли и протеста против насилия и жестокости, против эксплуатации и издевательств над человеком. И когда в финале спектакля, который идет не на традиционной сцене, а в круговом расположении зрителей, протянулись к людям руки актеров, как бы прося помощи, поддержки, участия, срабатывает та пружина, которая сжималась в нас во время действия.
Сотни зрителей сливаются с актерами. И стоят, обнявшись, люди разных стран, разных возрастов, стоят молча со слезами в глазах, полные внутренней решимости не допустить повторения Дахау и Освенцима, прийти на помощь друг другу в трудную минуту, ибо воистину «чужого горя не бывает». Прекрасный в своем гуманизме, открытый в своем выражении спектакль у театра из далекой Аргентины!