К ним подошла полная женщина, за ней еще одна, в красном свитере, брюнетка.
Глухонемой снова схватил карандаш. Он опять рисовал какие-то линии, стучал пальцем и карандашом по газете и требовательно мычал. Лицо его нервно подергивалось.
Мальчик сидел, растерянно сгорбившись. Газета почти сползла ему на колени. Никто кругом не мог понять, что хочет глухонемой.
— Не понимаю, — сказал небритый. — Он обращался к глухонемому. — Не понимаю, слышите? — Он отошел от мальчика.
Мужчина в полосатом пиджаке с отчаянием огляделся. Он ударил себя в грудь, схватил газету и, мыча, быстро вышел на улицу.
— Несчастные люди, эти глухонемые! — сказала полная женщина, возвращаясь к барьеру, где была ее очередь.
Мальчик растерянно смотрел вслед глухонемому. В одной руке у него была раскрытая булавка. Он взглянул на нее и вспомнил. Надо зашпилить карман. Скорее к маме.
Он встал и сунул руку в карман. Денег не было. Он сунул руку в другой карман — пусто! Опять в первый. Нет ничего. У него вспотел лоб, и он вытер его рукой, взъерошил светлые волосы. Опять в правый карман. Ничего нету. Совсем пусто.
Растерянно он посмотрел на стул, на котором только что сидел. Ничего. Под столом тоже не было денег. Губы у него дрожали. Но он сдержался и, бледный, с широко открытыми глазами, продолжал шарить по карманам.
Полная женщина, издали наблюдавшая за ним, подошла к нему:
— Ты что-нибудь потерял?
Мальчик поднял на нее глаза.
— Да, мисс. Вы не видели мои деньги?
— Какие деньги?
— Я только что получил вот тут, — он показал на окошко. — Сорок два доллара.
— Нет, не видела, — сказала женщина. — А куда же ты их дел?
— Я положил в карман.
— Я видела, как он получал, — вмешалась брюнетка в красном свитере.
— Ну, и их теперь нету? — продолжала полная.
— Нету.
— Это, наверное, толстый украл, — сказала брюнетка. — Они вдвоем с этим глухонемым. Я видела, когда сюда шла, как они стояли рядом.
— Что же вы не сказали? — спросила полная.
— А откуда я знала?
— Несчастный мальчишка! — сказала полная, отходя.
Мальчик шагнул за ней. Губы у него дрожали.
— Мисс…
— Ну что?
— Что же мне теперь делать?
— Вот глупый! Беги ищи их. Может быть, они еще где-нибудь тут.
Мальчик шагнул по кафельному полу к двери. Он оглянулся на полную женщину и шагнул еще раз, быстрее.
— Ты беги скорее, — сказала брюнетка. — Разве можно таких детей посылать за деньгами!
Мальчик выбежал на улицу. Солнечные лучи падали теперь вертикально на асфальт. На улице никого не было. Прогудел гудок — двенадцать часов.
— Ну, хорошо, — сказал дежурный по участку, сержант О’Флаэр. — Хорошо, — повторил он, глядя на стоявшего за барьером мальчика. — Кто его привел? Кто может всё рассказать?
— Его Маккормик привел, — сказал сидящий на деревянной скамье у стены полисмен. — Он тут рядом, в дежурке.
— Позовите его, — сказал сержант. Он разглядывал мальчишку. Серые большие глаза, светлые волосы. Худой, как все дети в этом районе. Одно колено в крови. Конечно, это он еще хорошо отделался.
Маккормик вошел, надевая фуражку. Другой рукой он вытирал пот с затылка. Он был красен, как начищенная медь, и, казалось, готов был перелиться через тугой воротник мундира. Дожевывая что-то, он отдал честь.
— Слушаю, сержант.
— Расскажите, как было дело, Маккормик.
— Вот, — сказал полисмен, вытирая платком лоб. — Я стою у папиросной лавки и разговариваю с греком, который там всегда продает земляные орехи. Появляется вот этот, — он махнул рукой в сторону мальчика. — Он встает у трамвайной линии и стоит. Остановки нету, у папиросной лавки. А он стоит и не переходит улицу. Я сначала подумал, что он хочет что-нибудь положить на рельсы, пистон какой-нибудь. Ну, у него был совсем растерянный вид. Такой вид, что он вот-вот что-нибудь выкинет похуже. «Тут что-то неладно, — говорю я греку. — Сейчас он что-нибудь выкинет».
— Короче, Маккормик. — Сержант вытащил платок и тоже вытер себе затылок.
— Сейчас, сержант. — Полисмен набрал воздуху. — Тогда я подхожу к нему. — Он опять показал на мальчика. — А он даже не слышит. Я ему кричу: «Эй!», — а он не слышит.
Мальчик стоял, опустив голову.
— Ну и вот, идет трамвай, — продолжал полисмен. — Я подхожу ближе. Трамвай уже недалеко. Тогда вот этот, — полисмен подтолкнул мальчика, — берет и ложится на рельсы. Чтоб мне провалиться на этом месте, — полисмен обвел глазами серые стены комнаты, призывая их в свидетели, — чтоб мне не сойти с места, он ложится на рельсы. Тогда я…
Он еще раз набрал воздуху. Сержант слушал его хмуро и нетерпеливо постукивал карандашом по столу.
— Тогда я прыгаю на рельсы, хватаю мальчишку за шею и вытаскиваю на другую сторону. Мне колесом чуть на пятку не наехало. Вот столько осталось. Ей-богу. Вожатый же не может сразу затормозить. Вот столько осталось. Не больше сантиметра.
— Ну, ладно, — сказал сержант. — Спасибо, Маккормик. Мальчик, как тебя зовут?
— Том, мистер, — сказал мальчик.
— Мне идти? — спросил полисмен.
— Нет, подождите, Маккормик. Как твоя фамилия? — он обращался к мальчику.
— Джонс.
— Лет?
— Что? — не понял мальчик. — Ах, сколько лет? Одиннадцать.
— Где живешь?
— В Латинском 10, на 26-й улице.
— Ого! — свистнул сержант. — Что же ты так далеко забрался лезть под трамвай?
Мальчик молчал.
— Зачем ты лез под трамвай? Что-нибудь дома случилось?
— У меня деньги украли, — сказал мальчик глухо. — Мама послала на почту, а там украли. Сорок два доллара.
Сержант промычал что-то неопределенное.
— Мистер, — мальчик с надеждой посмотрел на сержанта. — Может быть, вы их отберете?
— А ты знаешь, кто украл?
— Знаю. Двое мужчин. Мне одна женщина сказала.
— А где они теперь? Ты знаешь, кто эти мужчины?
— Нет, не знаю.
— Ну вот, видишь, — сержант вздохнул. — Как же я отберу деньги?
Мальчик опустил голову.
Сержант промычал что-то неопределенное. С минуту он сидел задумавшись, потом посмотрел на полисмена Маккормика, который сидел на скамье.
— Маккормик!
— Слушаю, сержант, — полисмен встал.
— Пожалуй, его придется проводить к матери, а то он опять чего-нибудь устроит.
— Конечно, — нерешительно сказал полисмен. — Ну и жарища стоит! До Латинского квартала километров восемь отсюда!
— Наверное, — прикинул сержант. — Часть можно на трамвае проехать.
Полисмен вздохнул.
— На трамвае еще хуже. Такая давка, что скорее пешком дойдешь.
Сержант пожал плечами.
— 26-я — это в самом конце, — сказал полисмен. — Туда и трамваи-то всё равно не ходят.
— Не знаю, — сказал сержант. — Я там давно не был. Ну действуйте, Маккормик.
— Ладно, — полисмен еще раз тяжело вздохнул. Он надел фуражку и отвернулся от барьера, ко затем снова шагнул к нему. — А что, сержант, если его вывести из нашего района и пустить? Больше он, пожалуй, не сунется под трамвай. Не полезешь, мальчик, — правда?
— Отпустите меня, — горячо сказал мальчик. — Отпустите. — Он взялся руками за барьер, напряженно и с мольбой глядя на сержанта. — Мне нельзя домой! Отпустите!
— Маккормик, — сказал сержант, вставая. — Отведите его домой. Поняли? Если его оставить, так он, чорт его знает, что сделает.
— Ну, конечно, — сказал полисмен. — Тогда придется доставить.
— Идите, Маккормик. — Сержант схватил телефонную трубку и с ожесточением принялся набирать номер. — Ну, конечно, до этих пожарных никак не дозвонишься.
Полисмен злобно рванул мальчика от барьера.
— Пойдем, что ли!
Недавнее возбуждение покинуло мальчика. Он покорно шагнул к двери.