Хоббит фыркнул и уселся на свое место.
— Это я сам сочинил, — шепнул он на ухо Фродо, — давно уже, когда впервые узнал, кто таков дунадэйн. Знаешь, я, кажется, готов совершить еще одно путешествие. А что, вот придет его час, возьму да отправлюсь с ним.
Арагорн между тем с улыбкой кивнул Бильбо и вновь обернулся к Боромиру.
— Твое недоверие понятно и вполне простительно, — спокойно промолвил он. — Надо полагать, я мало похож на величественные изваяния Элендила и Исилдура, что украшают дворец Дэнетора. Я наследник Исилдура, но отнюдь не сам Исилдур. К тому же моя жизнь прошла в скитаниях: путь от Гондора до Разлога, который довелось проделать тебе, не идет ни в какое сравнение с дорогами, пройденными мной, хотя больше ходить пришлось по бездорожью. Не счесть, сколько осталось за моей спиной горных перевалов, речных бродов, дремучих лесов и бескрайних степей. Я побывал в столь дальних краях, как Руния и Харад: там даже небо другое, со странными, незнакомыми созвездиями.
Но своим домом, уж какой ни есть, я считаю север. Ибо именно там, в непрерывной череде поколений, рождались и умирали наследники Валандила, короля Арнора. Наши крепости давно пали, даже меч Элендила — единственное наше сокровище — приходилось хранить у эльфов в Разлоге, но мы никогда не забывали, каков наш род и каков наш долг. Дунадэйны Севера — прежде всего охотники и следопыты, только выслеживаем мы особую дичь — Вражьих приспешников, которых хватает и вдали от мордорских рубежей.
Если Гондор — твердыня, сдерживающая натиск Черного воинства, то наша задача совсем в ином. Врагу служит множество злобных тварей, которых не сдержат стены, не устрашат мечи. Много ли вы знаете о землях, лежащих за гондорскими границами, землях, которые ты назвал «свободными», уверяя, будто их мир и покой оберегают только ваши мечи? Да там и в помине не осталось бы ни свободы, ни мира, когда бы не мы, Следопыты Севера. Страх давно обезлюдил бы эти земли, но всякий раз, когда из пещер или непролазных чащоб выползают жуткие порождения мрака, мы преграждаем им путь и отгоняем прочь. Кто мог бы безопасно странствовать по дорогам, да что там странствовать — мирно почивать под собственным кровом, оставь дунадэйны свои труды? Ты сетуешь на то, что вам возносят хвалу, но не шлют подмоги. Ну а на нашу долю не перепадает и простой благодарности. Путники сторонятся нас, принимая чуть не за разбойников, а поселяне считают беспутными бродягами да потешаются, придумывая всякие прозвища. Один толстяк, живущий всего-навсего в дневном переходе от таких чудищ, сказал, что, заявись хоть одно к нему в деревню, весь тамошний люд, с него начиная, обомрет от страха, да и от самой деревеньки пустое место останется, прозвал меня знаешь как — Бродяжником. Но он живет себе и горя не ведает, не догадываясь, что находится под нашей охраной. Так и должно быть: мы не ищем славы, не ждем воздаяния за труды. Единственная наша награда — покой и безопасность таких, как этот олух. Так повелось с незапамятных времен, но пришла пора сбросить личины и выступить открыто.
Мир снова меняется. Грядет новый час. Проклятие Исилдура найдено, война на пороге. А значит, меч будет откован заново и я отправлюсь с тобой в Минас-Тирит.
— Вы все твердите про Великое Кольцо, про Проклятие Исилдура, — покачал головой Боромир. — Но что я видел в действительности? Блестящее золотое колечко в руке какого-то недомерка! Исилдур погиб еще до начала нашей эпохи, откуда же Мудрые узнали, что это именно то Кольцо, а не простая безделушка? Откуда оно взялось? Где было все это время и как попало к нынешнему владельцу?
— Ты все это узнаешь, — заверил гондорца Элронд.
— Но, надеюсь, не сию минуту, — чуть не взмолился Бильбо. — Время к полудню, не все же судить да рядить, надо и подкрепиться.
Элронд улыбнулся.
— Я пока еще ни о чем тебя не просил, — промолвил он. — Но уж коли ты сам заговорил, тебе и продолжать. Давай, поведай-ка нам свою историю. Если она уже переложена тобой на стихи, послушаем их, но боюсь, в этом случае ты не скоро окажешься за столом.
— Будь по-твоему, — согласился Бильбо. — Сегодня я расскажу, как все было на самом деле, а ежели кто-то, — хоббит покосился на Глоина, — слышал эту историю в несколько ином виде, пусть уж не обессудит. Каюсь, в ту пору я чуток приврал: хотел, чтобы ни у кого не было сомнений в моем праве на находку, боялся, как бы меня и вправду в воры не определили. Нынче, конечно, многое видится по-иному. А началось все так…