— В таком случае зря он туда отправился, — сказал Гэндальф. — Трор отдал кольцо своему сыну Траину, но тот не смог передать его Торину. Не успел. Его схватили, подвергли мучениям в подземельях Дол-Гулдура и отняли кольцо силой. Я пришел слишком поздно…
— Будь они прокляты, все эти черные злодеи! — вскричал Глоин. — Когда же наконец пробьет час отмщения? Но остаются еще Три. Говорят, эти Кольца очень сильны, они ведь тоже выкованы Темным Владыкой, однако хранятся у эльфов. Где они? Почему вы их не используете?
Эльфы молчали. Ответил за всех Элронд.
— Ты, верно, не расслышал меня, Глоин, или не понял. Три Кольца выкованы вовсе не Сауроном, он не касался их, даже никогда не видел. Они укрыты от Кольца Всевластья, и до сих пор эльфы хранили их в тайне. Где они, я сказать не вправе, но могу заверить тебя, что не лежат без дела. Однако эльфийские Кольца — не оружие. Для войны они не годятся, их сила в другом. Кузнецы Эрегиона не домогались ни власти, ни богатства — они стремились к познанию, к созиданию, хотели вернуть первозданную, незапятнанную чистоту. Кое-что эльфам удалось, хотя все содеянное ими омрачено печалью. Возможно, лучше бы Трех Колец не было вовсе, ибо если Враг получит Единое, добро, сотворенное с их помощью, обратится во прах. Саурону откроются чаяния и помыслы Хранителей Трех, тайн для него больше не будет, а могущество станет необоримым. Именно этого вожделеет он всем своим черным сердцем.
— Ну а если нам удастся уничтожить Кольцо Всевластья, что тогда? — спросил Глоин. — Как изменится мир?
— Это неизвестно, — с грустью в голосе ответил Элронд. — Некоторые надеются, что, обретя свободу, Три Кольца помогут залечить раны, нанесенные Средиземью Врагом, но… Мне эти надежды представляются тщетными. Скорее всего, после гибели Единого эльфийские Кольца тоже утратят силу, и многие чудеса нынешнего мира останутся лишь в преданиях о былом.
— Однако, — вставил Глорфиндел, — эльфы готовы заплатить даже такую цену, лишь бы навеки избавить землю от угрозы владычества Саурона.
— Ну вот, мы снова вернулись к последней нашей возможности, — сказал Эрестор. — Но к решению не приблизились ни на шаг. Кольцо должно уничтожить — но как? Кто, каким образом сможет бросить Кольцо в горнило породившего его пламени? Путь в Мордор — это тропа отчаяния! Да что там, лишь ведомая всем мудрость Элронда не позволяет мне сказать — тропа безумия!
— По-твоему выходит — отчаяние или безумие? — возвысил голос Гэндальф. — Но так ли это? Отчаяние — удел тех, кто уже потерпел поражение или не видит возможности победы. Но мы не побеждены и знаем, что нам следует делать. Рассмотреть все возможности и выбрать из них единственно осуществимую, сколь бы ни была она опасна, — не безумие, а мудрость. Безумным такое решение может показаться лишь тем, кто обольщается ложными надеждами. Но пусть, пусть его считают безумным! Возможно, именно это станет нашим покровом, пеленой, застилающей глаза Врагу. Его-то безумным не назовешь, он по-своему мудр и скрупулезно взвешивает все, но мерилом на весах его мудрости служит черная злоба, сжигающая жажда всевластья. Он судит о других по себе, и ему просто не придет в голову, что кто-то, завладев Кольцом, сможет отказаться от него, а уж тем более попытаться его уничтожить. Поход к Ородруину — единственный способ сбить Врага с толку.
— Хотя бы на время, — дополнил Элронд. — Тяжела будет дорога, и ни сила, ни мудрость далеко по ней не уведут. Слабый выдержит ее ничуть не хуже самого грозного воителя или могущественного мага. Даже больше, ибо сильные не привыкли таиться. Такое случается, когда сдвигаются колеса времен. Их приводят в движение руки малых мира сего, в то время как очи великих устремлены вдаль.
— Достаточно, высокочтимый Элронд, — неожиданно воскликнул Бильбо. — Можно не продолжать, и так ясно, к чему ты клонишь. Оно и справедливо: коли старина Бильбо заварил эту кашу, кому, как не ему, ее расхлебывать? Скажу по чести, жилось мне тут у вас распрекрасно, и книга моя очень хорошо шла. Я уже к концу подошел, даже концовку придумал: «И жил он счастливо до конца своих дней». Хорошая концовка, может, не слишком новая, но хуже от этого она не стала. Жаль, теперь придется другую придумывать, а то и еще несколько глав добавить — ежели, конечно, в живых останусь. Ладно, когда мне выходить?
Боромир воззрился на хоббита с изумлением; он готов был со смеху покатиться, но вовремя заметил серьезные, уважительные взгляды прочих и сдержался. Улыбнулся — да и то припомнив давние совместные похождения — один лишь Глоин.